Глава 3

воскресенье, 22 июня 2014 года

Пролистывая новостную ленту вечером прошлого дня, Роунс наткнулся на заголовки о том, что выбранный в мае новый мэр города сообщил: в связи с увеличившейся в городе преступностью, он принял решение наконец установить камеры в городе, начав с центральной улицы. Тогда Рик вспомнил об их споре с Ником и решил, что он обязан заехать к бывшему напарнику. На самом деле он давно должен был сделать это, но всё откладывал – не знал, что говорить и как себя вести: жалеть Ника, говорить слова поддержки? Или же делать вид, как будто ничего не произошло и всё просто отлично и замечательно? Рик решил для себя, что предпочитал бы от окружающих второй вариант, будь он на месте Ника. Но незнание, как себя вести не могло быть оправданием для него, поэтому, окончательно решив, что больше так нельзя, уже в девять утра в воскресенье он пересёк небольшой палисадник и позвонил в дверь подъезда двухэтажного таунхауса, выполненного внешне в стиле фахверк, в котором уже как два года жил Ник Чойс. В руке Рик сжимал бутылку дорогущего виски. Буквально через минуту дверь открылась, и Роунс увидел на пороге Чойса в одних тапочках, длинных семейных трусах и распахнутом халате.

– Какая встреча! Вот это хорошо, очень хорошо. – Чойс указал на бутылку в руках Рика, после чего они крепко пожали друг другу руки. – Что ж, заходи, если не боишься, что я в любой момент откину копыта и заставлю тем самым тебя объяснять бывшим коллегам, за что ты так со мной поступил.

Двухэтажная квартира Ника была выполнена в стиле минимализма. Вернее, почти полного отсутствия вещей. Из коридора, в котором стояла одна длинная тумбочка для обуви и висели крючки над ней для одежды, они попали сразу же в гостиную. В ней у стены стоял кожаный диван с небольшим столиком, напротив него – стенка с нишей под телевизор и выполненный в том же стиле шкаф со стеклянными дверцами, за которыми в ряд стояли книги.

– Ну что ж, моё новоселье ты тогда пропустил, поэтому добро пожаловать! впервые в мою скромную обитель!

Ник притащил, видимо, с кухни простой, обитый мягкой тканью стул, после чего сделал ещё один заход за закусками к принесённому Риком виски.

– Конечно, можно было бы на кухне, но что мы, старики, что ли, сидеть и бухтеть у холодильника? Лучше посидим как джентльмены, – провозгласил он и плюхнулся на мягкий диван.

Рик сел напротив него на принесённый стул и откупорил бутылку.

– Вот ж я балда! Ща.

Через секунду Ник вернулся в гостиную с двумя стаканами и пачкой льда, после чего янтарная струя наполнила сосуды, покрыв собою полностью кубики льда. Они поговорили на отвлечённые темы: о том, как идут дела в участке, о событиях вообще в мире, да даже просто о слишком переменчивой в последнее время погоде, из-за которой теперь не поймёшь, что будет через пару часов – буря с пронизывающим ветром или жара, словно прямиком из ада.

– Вот так живёшь, Рик, и думаешь – как же сегодня скучно и грустно, наступило бы поскорее завтра. Наступает завтра, и ты начинаешь скучать об уже прошедшем вчерашнем дне, – наливая уже четвёртый стакан, начал монолог Ник. – И так во всём. Всегда. Человек всё время куда-то спешит, торопится. Быстрее бы наступило завтра… Ха! А как тебе такая «гонка»: в детском саду мечтаешь поскорее попасть в школу, из школы – поскорее бы в институт, в институте только и думаешь о том, чтобы поскорее найти работу и начать становиться самостоятельным взрослым. А потом ты мечешься на работе, пытаешься вскарабкиваться всё выше и выше по карьерной лестнице, чего-то добиваться, ускоряя и ускоряя темп… скорее сдать работу, скорее написать отчёт… пока наконец не понимаешь, что за той вершиной, на которую ты так спешил забраться, – ничего нет. Пустота.

Ник помолчал. Роунс внимательно слушал его, потирая указательным пальцем край стакана, на дне которого ещё плескалось виски. Он сделал последний глоток и налил себе ещё, не прерывая молчания Ника. Он ждал, пока его друг продолжит свой монолог, в котором Рик понимал, что его бывший напарник изливает свои мысли по поводу прожитой жизни, чувствуя близость костлявой подруги с косой.

– М-да… Скорее, скорее, скорее… и вот когда ты заглядываешь в эту пустоту, то уже хочешь повернуться и побежать – но нет, – продолжил Ник, распаляясь всё больше. – Ты уже не можешь остановить ход времени. Вспоминаешь те дни, в которые мечтал, чтобы они скорее прошли, и теперь мечтаешь вернуться туда, посмотреть в глаза давно ушедших друзей и близких и сказать им, как они дороги тебе. Но нет. Поздно. Та станция уже пролетела мимо окон поезда жизни, несущего тебя вперёд по этим долбаным рельсам. И вот ты срываешься в эту пропасть, делать же нечего, раз нет пути назад, да и никто не спрашивает у тебя, хочешь ты того или нет. Как, собственно, и не спрашивает – хочешь ли ты прийти в этот мир или тебе это не нужно. И остаётся махать руками, барахтаться, пока летишь в эту пропасть. Барахтаться и думать – что же там внизу, что будет, когда ты упадёшь? И знаешь, что самое страшное, Рик? Самое страшное, что там может не быть ничего. В этой самой треклятой пропасти.

Такого разговора и боялся Роунс. И не представлял, как повести себя, что ответить? Правильные слова вертелись на самом кончике языка, но как только Рик собирался произнести их, то они тут же будто испарялись, оставляя его сидеть в гробовой тишине, нарушаемой только звуком стрелок настенных часов, отсчитывающих секунду за секундой.

– Тут недавно ко мне заезжала Диана, с нашими детьми. Они уже совсем как взрослые… обещали заехать ещё, уже с моими, получается, внуками. Сколько лет я их толком не видел? Мы развелись же, когда старшему было десять, максимум одиннадцать, вроде. А нет, двенадцать уже, точно… Потом так, заезжал к ним почаще поначалу, а потом они же переехали. Слали друг другу открытки, звонил им – всё реже и реже. Заехал буквально пару-тройку раз. Последний года