– Ты уверена? Может, стоит все-таки сказать об этом Ллойду?

– Он раньше нас не слушал – не станет и сейчас. Тем более дело закрыли. – Эдит сделала глубокий вдох. – Хиро, будь осторожен.

Его губы тронула усмешка.

– Нет, это ты обещай быть осторожной, – почти процедил он. – Я не то чтобы его типаж.

– Нам нужно найти его, пока он совсем не потерял над собой контроль.

– Уверена, что это «он», а не «она»?

– Девяносто процентов убийств совершают мужчины [9], – объяснила Эдит. – Думаю, тут стоит довериться статистике.

– А, так и знал. Твое любимое слово.

– Сомневаюсь, что женщине хватило бы сил подвесить Лиму, – продолжила она. – И… ну, как правило, молодых женщин убивают именно мужчины.

– Господи, хватит, Данлоп, я понял! Больше не буду спорить.

– Но мы не станем никого исключать, – добавила Эдит. – К тому же у нас нет подозреваемых, помимо Лео.

Глаза Хиро загорелись.

– Я знаю, что делать. Если это он разбил окно, то на его подошве должны были остаться осколки.

Он задрал собственную ногу, демонстрируя Эдит частички стекла, застрявшие меж резиновых обувных шипов.

– Хорошая мысль. Даже если он почистил ботинки, все стекло не убрать.

Довольный собой, Хиро опустил ногу.

– Отлично. Тогда встретимся в библиотеке через час?

– Миссис Уэстоби точно хватит удар.

– Ладно, не в библиотеке, – покладисто согласился он. – Тогда в твоей комнате?

Эдит почувствовала, как теплеют ее щеки, и, нахмурившись, неосознанно дотронулась до шеи.

– Не получится, – равнодушным тоном произнесла она, изо всех сил скрывая смущение. – Там Мэтти.

– Хорошо, – задумчиво отозвался Хиро, следом за Эдит выходя в коридор и наблюдая за тем, как она запирает дверь и возвращает в тайник ключ. – Винс вернется только к ночи, так что можно в моей.

Она порадовалась, что лицом обращена к стене – казалось, от жара кожа сползет с ее лица.

– Давай на трибунах, – выпалила она, опуская на место портрет. – И надень что-нибудь на шею, а то простудишься.

– Слушаюсь, – с легкой улыбкой отсалютовал он.

Наблюдая, как он уходит, Эдит прислонила пылающую щеку к прохладной деревянной стене.

На трибунах не было никого, кроме щуплого первоклассника со сломанной рукой в гипсе. Он прятал ее, согнутую в локте, под курткой, пустой рукав раскачивал ветер. С жадностью наблюдая за тренировкой, мальчик всем телом подался вперед. В прошлом году Лима точно так же следила с трибуны за их игрой – с тихой досадой и завистью, очевидными каждому, кто находился на поле. Этот первоклассник тоже, казалось, готов отдать что угодно, лишь бы присоединиться сейчас к товарищам по команде. Эдит пугала решимость людей, которые настолько чем-то увлечены… и притягивала тоже.

Она поднялась на верхнюю скамейку трибун и села рядом с мальчишкой. Он взглянул на нее лишь мельком и тут же вернул взгляд на поле. От напряжения у него прыгали оба тощих колена.

– Травмировался? – поинтересовалась Эдит, и мальчик косо взглянул на нее.

– Руку сломал, – ответил он и вдруг, подобравшись, с вежливым подозрением уточнил: – Теперь ты будешь нас тренировать?

– С чего ты взял? – удивилась Эдит. – Я просто посмотреть пришла.

Потеряв к ней интерес, мальчик пожал плечами.

– Ну, кто-то ведь должен заменять тренера, когда он не успевает. А Ветивер больше нет.

Сердце Эдит екнуло, остро и глубоко. Казалось бы, она должна была уже привыкнуть, но каждый раз при упоминании Лимы возникала такая же боль, какая была в первый.

– Лима вела ваши тренировки? – недоверчиво переспросила она, и мальчуган кивнул.

– Только иногда. Она вывихнула лодыжку в прошлом семестре и играть не могла. Борски разрешил ей иногда тренировать нашу команду. Совсем без футбола ведь тяжело, я это отлично понимаю, – небрежным тоном добавил он, прямо-таки раздуваясь от гордости. – Она нам нравилась… Я тоже бокс-ту-бокс [10], как она.

Эдит сглотнула горькую слюну и нашла в себе силы улыбнуться.

– Круто. А в этом году она тоже вас тренировала?

– Не-а. Борски говорил, она не успевает. Мне кажется, ей просто надоело – лодыжка-то зажила. – Он крепче прижал к себе сломанную руку и нахмурился. – Хотя… Она должна была тренировать нас двенадцатого, но так и не пришла, и в итоге мы, как обычно, занимались с тренером Борски… Но в том году ей нравилось проводить наши тренировки, это точно.

Его голубые глаза вспыхнули детским восторгом, и Эдит, больше не в состоянии терпеть сосущую боль в груди, встала.

– Ветивер показала, как бить «шестерку» [11] так, чтобы всегда получалось. Кипер [12], конечно, был этому не рад, но…

– Прости, – перебила его Эдит, – мне нужно идти. Выздоравливай.

– Ага, – буркнул первоклассник и поглядел на нее из-под насупленных бровей. – Я приходил на вашу игру. Ветивер говорила, что ты классная нападающая, но, по-моему, ничего особенного.

– Вот спасибо!

– Тебя бы в полузащиту, – с важным видом добавил он, качая загипсованную руку. – Забиваешь ты так себе, зато чувствуешь поле. Со стороны виднее, говорю тебе.

Эдит рассмеялась и опешила от того, как естественно это вышло.

Этот мальчик походил на Лиму куда больше, чем ей показалось на первый взгляд. Она легко могла представить ее одиннадцатилетней, с такой же непреклонной самоуверенностью раздающей советы старшеклассникам.

– Буду иметь в виду, – пообещала она и, заметив боковым зрением движение, рассеянно глянула вниз.

На первый ряд трибун поднималась пожилая пара. Обоим было около шестидесяти, оба были седые и одеты в черное. Поддерживая женщину под локоть, мужчина усадил ее на скамью и сел рядом, так и не расцепив рук.

– Кто это? – спросила Эдит.

– Не знаю, – откликнулся мальчик, – никогда их не видел. Может, чьи-то родители?

В этот момент женщина повернула голову, чтобы взглянуть на своего спутника, и Эдит узнала в ней Лиму: такой она могла бы стать через сорок – сорок пять лет, когда минули бы ее молодые годы. У женщины были тот же острый нос и подбородок, такие же живые ореховые глаза с опущенными уголками. Седые волосы поймали солнечный отблеск, и в них на миг блеснула рыжина. Эдит не могла пошевелиться. Родители Лимы не присутствовали на поминальной службе, и она уж точно не ожидала, что они появятся на спортивном поле.

Лима упоминала, что ее родители старше, чем у большинства, но пара на скамейке могла с тем же успехом оказаться ее бабушкой и дедушкой. Эдит видела их лишь однажды, в первом классе, и совсем не помнила. Зато отлично помнила ночные плачи Лимы на соседней койке. Она рыдала, что упускает время побыть с родителями,