пришел к власти. Война и так разрушила то, что должно было стать лучшими годами ее жизни. Даже церковь предала Амалию, и вся ее семья погибла в концлагере из-за доноса духовника. А потом какой-то тип, который годился ей в отцы, один из «освободителей», как мы до сих пор любим себя называть, вышвырнул ее из машины прямо в объятия других «освободителей». И в итоге все вышли сухими из воды.
– Ее убила та сумасшедшая, забыли? Теперь она тоже мертва.
– А как Амалия к ней попала? Разве вся эта череда злоключений, которая привела ее туда, не имеет значения?
Гарднер вздохнул:
– Французы организуют Шульц достойные похороны. Мы знаем, что она была католичкой. Езжайте домой, Джейк. Все кончено.
– Перестаньте меня так называть. – Я затушил сигарету в пепельнице и встал. – Спасибо за все.
– Не спешите уходить. У меня для вас последний сюрприз.
– Мне закрыть глаза и загадать желание?
– Я серьезно. Забыли об интервью с Белфордом? Вы не уедете из Берлина с пустыми руками. Он ждет в столовой. Я вас провожу.
Досадно. Мне так осточертело это место, что сложно было сосредоточиться на интервью. Однажды отец сказал: хорошие события обычно случаются слишком поздно, да еще и при обстоятельствах, совершенно отличных от тех, которые вы себе представляли. Тем не менее я не мог отказаться от встречи с героем «Омахи-бич», учитывая, что он был единственной причиной моего приезда в Берлин.
Гарднер проводил меня в столовую, в коридоре перед входом мы пожали друг другу руки и попрощались. Он пообещал мне позвонить, когда вернется в Чикаго, а я сделал вид, что поверил. Затем он ушел, а я выкурил еще одну сигарету, прежде чем войти. В голове было пусто.
Столовая представляла собой большое помещение с крашеными светло-зелеными стенами. Слева стоял прилавок, а посередине с десяток столов. Только два были заняты: за одним сидела группа из трех офицеров, за другим – мужчина в форме, который внимательно изучал напечатанное на большом листе картона меню. Он не поднял глаз, когда я остановился рядом. Я прокашлялся и спросил разрешения сесть.
Наконец он взглянул на меня с растерянным выражением лица.
– Майор Белфорд?
В ответ он лишь указал на нашивку с именем и кивнул.
– Джейкоб Хубер из «Чикаго трибьюн», – отрекомендовался я. – Рад наконец-то с вами встретиться.
– Хубер, говорите?
– Да. Капитан Гарднер подсказал, где вас найти.
– Вы немец, Хубер?
– Нет, сэр. Американец. Из Чикаго.
– Ах да, вспомнил. Мы должны были встретиться три недели назад. Прошу, садитесь.
Я сел, и он спросил, что мне заказать.
– То же, что и вам.
– Хороший выбор, – улыбнулся он и продолжил изучать меню.
Тем временем я положил на стол новенький блокнот и ручку. Майор оказался ниже и худощавее, чем я ожидал, весьма бледный, с седеющими волосами и темными кругами под глазами, а его форме не помешала бы глажка. Образ не вполне соответствовал герою войны. Я также заметил грязное пятнышко у козырька на фуражке, лежащей на столе.
Офицеры за соседним столом со смехом обсуждали комедию, которую посмотрели накануне вечером в кинотеатре. Официант принес графин с водой. У меня возникло ощущение, словно столовая – корабль-призрак, дрейфующий по бескрайнему океану.
– Сегодня я уезжаю, – сообщил я, – поэтому у меня мало времени.
– Рад за вас, – ответил Белфорд, не отрываясь от меню. – Думаю, я возьму…
– Почему вы так долго меня избегали, сэр?
Он озадаченно вскинул брови:
– Что?
– Вы избегаете меня с самого моего приезда. Мы должны были встретиться четыре или пять раз, но вы так и не пришли. Почему?
– Я был занят.
– Чем же? Собственно говоря, это мой первый вопрос. Почему вы не вернулись в Америку со своим подразделением год назад?
– Вам не понять.
– Возможно, ведь я не высаживался на «Омаха-бич». Но именно поэтому я здесь, чтобы попробовать все разъяснить как для себя, так и для моих читателей.
– Говорю же, вам не понять. К тому же нечего тут особо понимать. Мы сражались на войне, и теперь она закончилась. Мы победили.
– Я в этом больше не уверен.
Белфорд пропустил мои слова мимо ушей, отложил меню и подозвал рукой официанта.
– Жареную печень и кенигсбергские тефтели, – заказал он. – Моему спутнику то же самое. И бутылку «Нидерманна».
– Вы не ответили на вопрос, – напомнил я, когда официант удалился. – Почему вы отказались покидать Германию?
Белфорд закурил «Кэмел», откинул голову назад и выпустил изо рта струйку дыма, которая завилась к потолку. Его взгляд казался затуманенным, словно он смотрел на меня сквозь матовое стекло.
– Нам повезло. В меню нечасто появляется свежая печень. Ее готовят по-берлински, и, по моему скромному мнению, это лучший способ приготовления печени. Мы, американцы, не ценим этот орган по достоинству и отдаем предпочтение почкам. Позвольте объяснить кулинарные тонкости…
– Меня нисколько не интересуют ни печень, ни почки, ни кулинария в целом, сэр. Я пришел взять у вас интервью.
– О чем же?
– О войне. О вас.
Официант принес вино и бокалы, откупорил бутылку и перелил кроваво-красную жидкость в графин.
– О войне? – переспросил Белфорд, отвлекшись на графин. – Разве вы не любите поесть, приятель?
– Не слишком.
– Не стоит обижаться. Как насчет вина?
Он налил вина, поднял бокал и воскликнул:
– Вздрогнем!
Офицеры за соседним столиком направились к выходу, все еще посмеиваясь. На столе среди тарелок и бокалов остался комикс с Капитаном Америкой на обложке. Через несколько мгновений один из офицеров вернулся и забрал его.
Когда официант принес печень, Белфорд просиял:
– Вы только полюбуйтесь на нее! Единственное, о чем не стоит забывать, это удалить все пленки и сухожилия. И еще одно: лимон нужно выжать поверх яблочных ломтиков, а не на саму печень. Также не помешает веточка петрушки, главное, не переборщить.
Затем он занялся своей порцией – нарезал печень на кусочки, окунал их в соус и один за другим перемалывал челюстями. Я отодвинул тарелку, закурил сигарету и взял бокал вина.
– Одна из самых распространенных ошибок – пережарить луковые кольца, – продолжил Белфорд и, промокнув губы салфеткой, глубоко вздохнул: – Они должны быть прямо как эти: золотистые, а не темно-коричневые. Иначе будут горчить и все испортят.
Ему на китель упало несколько капель соуса, чего он, похоже, не заметил.
– За вас! Вот что я называю хорошим вином.
За последующие минут двадцать он планомерно расправился с печенью, опрокинул в себя три или четыре бокала вина, а затем набросился на тарелку с фрикадельками в сливочном соусе, все это время разглагольствуя о том, как важно измельчать мясо вручную секачом, а не пропускать через мясорубку. Подошли еще несколько посетителей