– Вы что-то знаете о произошедшем на Украине в сорок третьем?

Он прокашлялся, прежде чем ответить.

– Туда на пять месяцев отправили два с лишним десятка берлинских полицейских. Они не были добровольцами, а исполняли приказ. Слава богу, я не попал в список. По возвращении никто из них особенно не распространялся о проведенной операции.

– Инспектор Бауэр сказал, что они не участвовали в резне.

Мужчина отвел взгляд.

– На войне происходят жуткие события, герр Хубер. По-настоящему жуткие, которые не должны происходить никогда. Но если в военное время вы носите форму, то находитесь между молотом и наковальней. Большинство сейчас сожалеют о том, что делало, однако тогда все виделось иначе.

Настала ночь, тем не менее я не мог не проверить, освободили ли Марию, особенно находясь так близко от ее дома. По дороге я обдумывал план действий на случай, если Гарднер и Тюльпанов не договорились и ее не выпустили из-под ареста. Однако я все еще не отошел от потрясения, чтобы мыслить здраво.

Я постучал и вскоре услышал шаги: кто-то спустился по лестнице и остановился по другую сторону двери.

– Мария? Это Джейкоб.

Дверь открылась, и в проеме показалась Лиза, закутанная в нечто вроде миниатюрного халата, со свечой в руках.

– Здравствуйте.

– Привет, Лиза. Где мама?

– Наверху. Спит.

– С ней все в порядке?

– Да, но она устала. Сказала, что не могла уснуть вчера ночью. Разбудить ее и сказать, что вы пришли?

– Нет, пусть поспит.

Я достал из кармана фонарик и протянул девочке:

– Вот, это тебе. Он мне больше не нужен.

Она приняла подарок и пару раз щелкнула выключателем, прежде чем задуть свечу.

– Работает. Спасибо. Если придете завтра, я сделаю вам чай. Мама меня научила.

– Я бы с удовольствием, но завтра я уезжаю. Мне хотелось попрощаться с вами.

– Значит, мы больше не увидимся?

– Как знать.

– До свидания. Я пойду спать.

– До свидания, Лиза. Не забудь запереть дверь. Береги себя.

Водитель заехал за мной ровно в семь тридцать и повез в Дом Америки по подмерзшей за ночь слякоти, от которой дорога превратилась в каток. Солнце еще не встало, над нами висело свинцовое небо.

– Вы не очень-то разговорчивы, – заметил водитель. – Не выспались?

– Долгая история.

– Клопы замучили? Пару месяцев назад и у нас завелись, я глаз не мог сомкнуть. Протрите каркас кровати бензином. Впрочем, вам уже ни к чему, ведь вы скоро уезжаете.

Гарднер ждал меня в баре на первом этаже, где мы познакомились со Смитом. И вновь возникло странное ощущение, что это знакомство произошло давным-давно, в какой-то другой жизни. Он ел яичницу-болтунью и, увидев меня, встал.

– Рад, что вы пришли.

Я сел за стол, и он спросил, что мне заказать.

– Здесь прекрасно готовят яйца бенедикт.

– Мне только кофе, спасибо.

– Вам нужно подкрепиться. День предстоит долгий. До Гамбурга больше двухсот миль, и надвигается сильная буря.

– У меня будет целый день отдыха. Корабль отплывает завтра утром.

Официант принес мне кофе и убрал со стола.

– Слышал о случившемся прошлым вечером, – начал Гарднер. – Ужасно, не правда ли? Расскажите подробнее.

– Вы первый. – Я закурил. – Как вам удалось вчера провернуть тот фокус с исчезновением?

– За нами следили какие-то парни.

– Я их видел. Русские?

– Нет. Не русские и не американцы.

– Тогда кто?

– Не знаю, – пожал плечами Гарднер. – Может, французы. Но какая разница? Им был нужен Тюльпанов, не я.

– Но как вы оттуда вышли? Я все время наблюдал за входом.

– Не случайно я выбрал то место, – подмигнул он. – До того как Красная армия прорвала немецкую оборону и зашла в город, люди сооружали всевозможные укрытия. Я знал о тайном ходе между кафе и туалетами.

– Вы меня до смерти напугали. Я думал, вы либо мертвы, либо уже на полпути в Москву.

Гарднер рассмеялся:

– От выброса адреналина еще никто не умирал, Джейк! Вот вернетесь домой и будете скучать по приключениям.

– Вы раньше не называли меня Джейком.

– Вы раньше не казались мне Джейком.

– Чего он хотел? Тюльпанов то есть.

Гарднер поколебался несколько мгновений.

– Ладно, расскажу вам, почему бы нет? Вы наверняка не проболтаетесь.

– Даю слово.

– Его отец сильно болен. Эндокардит.

Мои тело и сознание оцепенели, я едва поспевал за рассказом. Допив кофе, сделал знак официанту принести еще чашку. Перед глазами застыло воспоминание о трупах, окоченевших в грязном подвале, на него наложился образ бедного мальчика-калеки, брошенного наедине с липкой тьмой, холодом, грязью и смертью.

– У старика еще есть надежда, если он пройдет лечение в хорошей больнице, где ему дадут ударную дозу пенициллина, – продолжал Гарднер. – Сейчас он в Целендорфе, я отвез его туда вчера под немецким именем.

– Что Тюльпанов дал вам взамен?

– Ничего. Зовите это профессиональной вежливостью.

– Не верю. Так поступать не в его стиле. И не в вашем тоже.

Гарднер ухмыльнулся:

– Да, уроки Берлина не пропали даром. Ладно, он в самом деле дал мне кое-что взамен. Но это должно остаться между ним и мной.

– Какого рода «кое-что»?

– Информацию, что же еще? Это золото нашего ремесла. Отличный увесистый самородок информации. А теперь расскажите мне о девушке.

– Вы сказали, что все знаете.

– Меня разбудили аж в пять утра, чтобы об этом доложить. Но хорошо, что все наконец разрешилось. С самого начала эта история была сплошной головной болью.

– Вчера днем, пока я был с вами, в мою квартиру вломились и украли фотографии трупа вместе с негативами. Вам об этом что-нибудь известно?

– И вы думаете на нас? – покачал головой Гарднер. – Зачем нам это?

– Если не вы, так кто-то другой. Кто боится, что фотографии будут мелькать во всех газетах.

Он огляделся и сказал:

– Следуйте за мной. Можете взять кофе с собой.

– Следовать куда?

– В более укромное местечко.

Взяв чашки, мы поднялись на второй этаж и прошли по коридору с дверьми по обе стороны. Гарднер достал из кармана ключ и отпер одну из дверей, ведущую в помещение, похожее на конференц-зал. Посредине на гладком, отполированном до блеска полу – длинный массивный стол с кожаными креслами по обе стороны. В дальнем конце у одного из больших окон – деревянный подиум. На белых стенах в рамках – фотографии выдающихся военных деятелей, в центре – портрет президента Трумэна чуть большего размера.

Гарднер опустился в кожаное кресло, облокотился о стол и пригласил меня сесть напротив.

– Что это за место? – спросил я.

– Логово, где мужчина может уединиться, не беспокоясь о том, что