– Сергей, – не зная, что стало причиной столь явной перемены, робко произнесла она.

– Я все знаю, Зизи.

– Боже! – вырвалось у нее.

Неужели он прознал о том, что случилось на лестнице?

– Вернее, не Зизи, а Зинаида Мещерская. Верно?

Зизи ощутила, как земля уплывает у нее из-под ног, и ухватилась за Сергея, чтобы не упасть.

– Я… мне… не нужно так думать… будто я…

Его глаза оказались совсем близко, такие черные и сердитые. И в этот миг ей вдруг стало наплевать, что их могут увидеть, что приличная девушка никогда не позволит себе…

Зизи потянулась и припала дрожащими губами к его, застывшим на морозе и упрямо сжатым.

И тут Сергей доказал, что недаром носит форму прославленного гвардейского полка. Выбить его из седла не сможет ни вражеская пуля, ни девичий поцелуй.

Он решительно прижал Зизи к себе и ответил на поцелуй так, что у нее все поплыло перед глазами, дыхание сбилось. Только стук сердца напоминал – она еще здесь, в этом мире, а не унеслась в небеса, как выпорхнувшая из клетки птица.

Наверное, все длилось лишь несколько секунд, но им показалось, что над ними пронеслись века. Наконец оба очнулись и посмотрели друг на друга совершенно иначе, как будто узнавая заново.

– Я не требую, чтобы вы рассказали мне все, – начал Сергей, не выпуская ее из объятий, – но…

Зизи ладонью закрыла ему рот.

– Мне некому больше рассказывать. Только вы имеете право знать.

Он кивнул, и они, не сговариваясь, повернули в сторону Зимней канавки, туда, где по узким тротуарам гранитной набережной, мимо Эрмитажного и Первого Зимнего мостов привыкли прогуливаться вместе.

Зизи говорила не переставая, словно решила выговориться за все годы. Или это просто страх выходил из нее безудержным потоком слов.

Сергей умел слушать. Только иногда, в самые трудные для нее моменты сжимал ее пальцы.

Дойдя до последнего покушения, Зизи споткнулась, но набралась мужества и поведала все без утайки. В какой-то момент она испугалась, что оттолкнет Сергея, рассказав, как чужой мужик лапал ее своими грязными руками, но пересилила себя. Сергей даже бровью не повел, только обнял ее за плечи и крепко поцеловал.

Словно пружина разжалась внутри. Зизи припала к его груди и зарыдала.

Он молча гладил ее по спине и чуть слышно шептал что-то нежное.

А потом вдруг произнес:

– Je vous aime plus que la vie, chere Zizi[1].

Зизи подняла заплаканное лицо.

– Вы меня любите?

Сергей посмотрел на нее округлившимися глазами.

– Вы понимаете по-французски?

– Non seulement je comprends, mais je parle aussi couramment[2], – ответила Зизи. И добавила с тайной гордостью: – По-немецки я понимаю и говорю не хуже. Спасибо Эдит Карловне.

– Кажется, меня ждет еще много сюрпризов.

– Возможно, – произнесла она, вдруг помрачнев. – Но, кажется, они будут не слишком приятными.

Сергею захотелось отвлечь ее от печальных мыслей.

– Знаете, что я думаю? Ваша история поразительно похожа на сказку о Золушке. Вы выросли в приюте, а оказались дочерью императора. Разве не похоже?

– Совсем не похоже. Золушка из простой девушки стала принцессой, а со мной все ровно наоборот вышло.

– Все равно на сказку похоже.

– Даже если и так, то моя сказка страшная и с плохим концом.

– Не надо так, Зизи. Верьте: все закончится хорошо.

– Да как такому верить! Я не знаю ни одной реальной истории.

– А Екатерина Вторая? Чем не Золушка! Никому не известная нищая принцесса Фике стала русской императрицей!

– Это другое.

– Все равно! Я знаю немало случаев, когда родители признавали внебрачных детей.

– Думаете, меня сделают цесаревной? – улыбаясь его горячности, спросила Зизи.

– Я бы сделал.

– А если я не хочу?

– Почему же? Вы будете прекрасной принцессой! Доброй и справедливой!

– Даже не уговаривайте!

– Я бы хотел…

– Перестаньте, Сергей. Я никогда не стану цесаревной и счастлива этим. Я хочу совсем другого.

– Жить в Париже – городе вашей мечты?

– С тобой! – неожиданно вырвалось у Зизи, после чего она немедленно залилась краской.

Сергей, не ожидавший от нее такой смелости, опешил. Все время до встречи он готовил признание, но был уверен, что его дело безнадежно. Кто он такой, чтобы его полюбила прекрасная девушка? Потому и решил произнести слова любви по-французски, чтобы Зизи не поняла. А она поняла и, кажется, приняла. Только, не дай бог, Зизи решит: признался потому, что узнал, чья она дочь.

Зизи наблюдала за изменениями его лица, догадываясь о терзавших Сергея сомнениях.

– Даже если бы я была настоящей принцессой, то могла бы полюбить только тебя. Но я так и останусь Золушкой. Если вообще… останусь.

И снова заплакала.

Его рука коснулась ее щеки.

– Ты не Золушка, Зина, ты – принцесса на горошине. Тебя огорчает любой пустяк.

– Неправда, – улыбаясь сквозь слезы, парировала она. – Я отлично умею спать даже на соломенном тюфяке.

– Все равно ты неженка. Как и положено княжне.

– Не называй меня так.

– Хорошо. А можно я буду звать тебя моей невестой?

– Невестой? – переспросила она, хотя расслышала прекрасно.

– Ну да. Ты станешь женой офицера, а когда дослужусь до генерала, будешь настоящей генеральшей. Королевой бала! Княгиня Салтыкова!

Он хотел продолжить, но вдруг осекся, подумав, что в своем желании развлечь ее перестарался. Теперь Зизи точно сочтет его искателем знатной невесты. Из тех, что любят только титулы.

А Зизи в это время думала совсем о другом. О своих манерах.

Главный вопрос состоял в том, сможет ли она достойно вести себя в приличном обществе, где вращаются жены офицеров.

В приюте она любила наблюдать за Эдит Карловной. Как она ходит, сидит на стуле, ест. Она копировала ее манеру говорить – неторопливо, не «проглатывая» слова. Фрейлина Куракина тоже стала для нее прекрасным образцом. Не специально, не из желания собезьянничать и изображать из себя ту, кем не являлась, а просто потому, что ей нравилось, как держатся эти женщины.

Наверное, никто не скажет, что Зизи ведет себя, как деревенская дурочка, но достаточно ли этого? Неосторожным словом, непродуманным жестом она может выдать себя.

Ей все равно, но как к тому, что он женился на чернавке, отнесутся однополчане Сергея?

Двигаясь к Неве, они вышли на набережную и остановились. Дворцовая стража перегородила проход, пропуская ехавшую со стороны Летнего сада карету.

Медленно покатив к парадному входу, карета как будто нехотя остановилась. Сытые вороные фыркали, переминаясь и словно желая бежать дальше. Кучер прикрикнул на них, натягивая вожжи.

С крыльца сбежал лакей в белом парике и, открыв дверцу, протянул руку, помогая сойти тому, кто сидел в экипаже.

Их было двое. Худой,