– Войдите.

– Маэстро, вас срочно вызывают эти синьоры, – объявил вахтер, не произнося слово «карабинеры».

– Минутку, я сейчас приду!

Брандолини поблагодарил вахтера и добавил: – Мы подождем снаружи.

Из аудитории доносились звуки рояля. Играли так хорошо, что без сомнения это преподаватель, а не студент.

Через пару минут звук прекратился, голоса приблизились. Дверь открылась. Из комнаты вышла светловолосая девушка со стопкой нот под мышкой. Она обернулась, чтобы сказать: «До завтра, маэстро», и ушла, не обращая внимания на карабинеров.

Затем дверь снова открылась и появился Конфеттини. Он казался еще более долговязым и скромным, чем в прошлую встречу.

Преподаватель сразу узнал Брандолини.

– Марешалло, что вы здесь делаете? – Протянул холодную, вспотевшую руку. Капельки пота выступили и на лбу.

Карабинер едва коснулся протянутой руки. Представил капитана Филиппо

Корво.

– Здесь есть спокойное место, где мы можем поговорить?

Конфеттини жестом пригласил следовать за ним. В конце коридора открыл стеклянную дверь и впустил офицеров в своего рода склад старых, потрёпанных инструментов. В комнате пахло плесенью и застоявшейся пылью.

В углу стояли сложенные табуреты для фортепиано. Маэстро поставил их в центр комнаты и пригласил визитеров сесть.

Затем он тоже сел на старый сундук: – Чего вы от меня хотите? Дело же закрыто!

– Мы хотим правды.

Конфеттини нервничал: – Правды? О чём?

– Об убийствах Микеле Капотонди и Тонино Пантони, а также Виолы Креспелли.

Выражение лица капитана ясно говорило: «Что это за цирк, зачем мы здесь? Какое отношение этот нелепый человек имеет к трем убийствам?»

– Да прекратите же, что за глупости! Всем известно, что Капотонди убил несчастный Игнацио Фортунати, а Тонино – пчелы.

Брандолини поднялся с пыльного табурета. – Думаю, всё было не так.

– Кого это волнует? – неожиданно высоким надорванным голосом крикнул Конфеттини. – Оба дела закрыты!

– Вы ошибаетесь.

– Я не понимаю, почему вы пришли ко мне!

– Потому что вы убили их. Где она?

– Кто? – Прохрипел Конфеттини.

– Симфония Вивальди.

Глаза преподавателя расширились от ужаса. – Вы… вы… откуда вы…

– Мы знаем. Где она?

Конфеттини схватился за голову и заскулил. – Я не знаю… не знаю! Она пропала… все бесполезно… все зря…

Глава 21.

– Брандолини, вы кем себя возомнили? Пуаро? Сериалов насмотрелись? Еще и меня втянули!

– У нас не было выбора. Не было улик. Он хорошо подготовился и не оставил следов. Единственная возможность- застать его врасплох.

– Но как вы догадались, что это он?

– Одна моя знакомая недавно рассуждала методом исключения. Она задала вопрос – кто мог знать убитую? Я задал себе тот же вопрос. Кто мог знать всех троих жертв? Человек, который им преподавал. Кто мог спокойно прийти в дом Капотонди? Человек, которого он знал. Другой преподаватель. Вот, собственно, и все.

– Но это мог быть студент!

– Троица вряд ли поделилась бы с кем-то из студентов. Вот преподаватель, которому они доверяют…

– Брандолини, но он мог все отрицать!

– Капитан, за тридцать лет службы я научился понимать человеческую натуру. Я общался с Конфеттини и знал, что он выдержит не больше пяти минут, потом сразу признается.

– Ну, а конфеты зачем?

– Какие конфеты?

– Которые вы купили по дороге. Это что, какой-то специальный прием? Ну, там конфеты-Конфеттини.

Брандолини задумался, вспоминая, потом лицо его озарилось:

– Так это… для моей знакомой. Для Николетты!

Капитан открыл рот. Потом закрыл. Потом покачал головой и еле удержался, чтобы не врезать подчиненному от всей души.

* * *

Конфеттини рассказывал, захлебываясь. Капотонди не допустил работу Игнацио, подозревая, что с ней что-то не ладно, молодой неизвестный музыкант не мог написать такого! Капотонди показал работу Конфеттини, с которым ближе всего общался в последнее время. И тот сразу узнал руку великого композитора.

В тот момент, как признается сам преподаватель, он понял, что должен получить симфонию в свои руки. Он, нескладный, скромный учитель музыки, станет известен на весь мир!

Нужно было выяснить, где Игнацио взял оригинал. Но сначала нужно было изъять копию. Конфеттини долго выжидал подходящего момента, боялся, что за это время оригинал окажется в руках коллеги. Удачный момент настал, когда Капотонди пригласил Конфеттини выпить после обеда.

Трудно ли было убивать? Открытая коробка со струнами всегда лежала на столе, он просто положил одну в карман. Капотонди расслабился, осталось зайти сзади и… Но копии нигде не было! Конфеттини перерыл всю квартиру, опасаясь прихода уборщицы, но ничего не получилось, она исчезла.

Оставался лишь один человек, который мог дать ответы – Тонино Пантони. Капотонди не раз рассказывал, как талантлив оказался сын простой уборщицы, о страсти Тонино к поиску симфонии Вивальди. Постоянно наведываясь в усадьбу Фортунати, учитель музыки знал о дружбе Игнацио и Тонино. Осталось сложить дважды два.

В то утро Конфеттини отправился на ферму Пантони, чтобы поговорить с Тонино. Парень снимает шлем пчеловода и перчатки, откладывает соты и рассказывает, безразлично и монотонно, что оригинала больше нет. Он сжег партитуру. Игнацио правду говорил, что она проклята, Капотонди убили, он сам больше не может играть…

Ослепленный ненавистью, Конфеттини втолкнул Тонино в сарай, задвинул засов. Надел маску и перчатки, разломил соты, приоткрыл дверь и швырнул их внутрь.

– Но как вы догадались, что это я, как?

Капитан ждал, что Брандолини повторит свои рассуждения, как он сложил дважды два и все прочее. А тот улыбнулся.

– Я осмотрел вещи, которые привезли с места происшествия. Там был поддельный шарф Burberry. Тонино, должно быть, сорвал его, когда вы вталкивали его в сарай. Парень накинул шарф на лицо, пытаясь защититься от пчёл, поэтому криминалисты решили, что это его личные вещи, а не улика, оставленная убийцей. Но теперь мы проведем анализ и найдем следы ДНК убийцы. Моя вина, что сразу не обратил внимание на шарф, там, в сарае. Но в голове засело, что я что-то видел и упустил. И я отправился еще раз осмотреть вещи Тонино.

Капитан закатил глаза. «Ах ты, сукин сын! Дважды два он сложил! Нет, он у меня однажды допрыгается, этот Пуаро!»

Розарио Конфеттини не признался лишь в одном – в убийстве Виолы Креспелли. Он клялся, что не знал об участии девушки в розыгрыше, даже не представлял, что она тоже имела отношение к партитуре.

А главное- не было ни одной улики, обвиняющей учителя музыки. Даже теоретически предположить, что он следил за домом и проник в библиотеку под покровом темноты не получалось, абсурд какой-то. Как бы он сориентировался в доме, как узнал, где находилась Виола.