– Как давно он заинтересовался картиной?

– Давно. Я не помню.

– Так. Ясно.

– Что тебе ясно?

– Именно за картиной приходила твоя ночная визитерша.

– То есть все эти игры с разбитыми коленками и порванной одеждой ради того, чтобы украсть… даже не знаю, как сказать… подделку?

Глеб так разозлился, что даже уши покраснели вместе с щеками.

Вот новость! Этот тип умеет краснеть.

– Настя, хватит тупить! Ты же не идиотка, чтобы ничего не понимать! Ты же нашла антистеплер! Она снимала им скобы с подрамника!

– Наверное, действительно идиотка. Но сам подумай. Если бы в семье Магды хранился шедевр, могла ли она не знать об этом? Или ты думаешь, она сделала бы пацану из России подарок в миллион марок? Или сколько там?

– А если она его любила?

– Все равно не верю. У меня есть горький шоколад. Будешь?

– Не ем. Мой ареал обитания – мир мармелада, пастилы и сливочной помадки.

– «Дунькину радость» забыл.

– А что, есть?

– Нет. Только горький бельгийский шоколад.

– Понимаю. Белая кость. Какая у тебя девичья фамилия?

– Николаева.

– Анастасия Романовна Николаева. Не родственница последней правящей династии?

– Царям Романовым? А что, похожа?

– Очень. Особенно в сфере шоколада.

Не выдержав, Настя расхохоталась. Получается у него смешить.

Глядя на ее смеющийся рот, Глеб опять почувствовал себя плохо.

Надо как-то соскочить с кривой дорожки, ведущей в ад. Но как?

Ответ на этот крайне важный вопрос найти он не успел.

Раздался звонок сотового, и Глеб схватился за него, как утопающий за соломинку.

– Подгребай в отдел, – произнес довольный Галимов. – Дело передали нам. И помощников подкинули. Целых две штуки. Все как на подбор!

– Татары? – наивным голосом спросил Глеб.

– Умные, дебил!

Цель оправдывает средства

Для него оставалось загадкой, почему Настя так сопротивлялась версии, что все события каким-то образом связаны с картиной, доставшейся ей от предка.

Не хотела признаться, что не разглядела в ней шедевра? Или не хотела верить, что ее муженек был замешан в неприглядной истории?

Да все что угодно может быть, но ему от этого не легче, потому что узнать правду без картины нереально.

Или все-таки стоит попробовать?

Если есть один шанс из тысячи, то помочь ему может только Агния Мейер – передовой искусствовед всех времен и народов.

Остается придумать, как явиться к ней после того, как он так беспардонно бросил ее два года назад.

В конце концов он решил, что Агния, скорей всего, давно мысленно послала его ко всем чертям и даже не помнит, как он выглядит.

Не то чтобы он верил в это, но мысль придала уверенности. Глеб позвонил Мейер в офис и назначил встречу через секретаршу. Пять минут спустя помощница перезвонила и сообщила, что госпожа Мейер согласна встретиться.

Он вовсе не хотел снова понравиться ей, но все равно побрился и надел чистую рубашку. Агния требовала, чтобы он носил рубашки. Футболки она не признавала ни под каким соусом даже в жару. Он собирался еще побрызгаться одеколоном, но передумал. Дама может неправильно понять.

Перед самым выходом Глеб все же снял рубашку и напялил футболку.

Во избежание недоразумения.

И все-таки не угадал.

Агния разговаривала с ним так равнодушно, смотрела так безразлично и демонстрировала такой откровенный цинизм, что Глеб сразу догадался: она по-прежнему в его власти.

Ему стало немножко стыдно. Использовать женщину, которая испытывает чувства, нехорошо. С другой стороны, он это делает не ради личной выгоды, а для дела. Кроме того, Агния в свое время тоже использовала его в хвост и в гриву. Вспомнить только ту вечеринку, на которой она представила его своим подругам, а потом, обливаясь пьяными слезами, призналась, что хотела вызвать ревность у бывшего.

Сразу успокоившись, Глеб подарил женщине самую что ни на есть двусмысленную улыбку и без обиняков приступил к делу. Агния, не сразу пришедшая в себя от такого аванса, долго вникала в суть просьбы, а когда вникла, призадумалась.

Они сидели в холле отеля и в ожидании, когда настанет время, чтобы перейти в ресторан, заказали аперитив.

– Шагалом я занималась не столь подробно, как ты, наверное, рассчитываешь, но об очевидном могу поведать сразу, – растягивая слова – манера, которая всегда его бесила, – произнесла наконец Агния.

– Буду благодарен за любую информацию, которая поможет пролить свет, – поддержал Глеб.

Он намеренно сказал не «буду рад», а «буду благодарен». Решил, что ей не помешает дополнительная мотивация к сотрудничеству.

И ведь угадал, мерзавец. Агния заметно приободрилась, а принесенный в качестве аперитива «Апероль» настроил ее на романтический лад.

– Начнем с того, что Шагал тоже из Белоруссии. Он родился в Витебске. Не знаю, важно ли это, но вдруг.

– Для меня все имеет значение. Говори.

– Но гораздо важнее, что он был в Германии еще до Первой мировой войны. Точнее, сначала приехал в Париж, а в тысяча девятьсот тринадцатом его работы появились в Первом Немецком Осеннем салоне – это название – в Берлине.

– Много было работ?

– Очень много. В Париже Марк жил в знаменитом Бато-Лавуар, что в переводе означает «корабль-прачечная». Потом – в пришедшем ему на смену Ла Рюш, то есть «Улье», где творили все самые талантливые и самые нищие гении того времени. Достаточно назвать Леже, Модильяни, Кандинского, Сутина, Кикоина, Кременя.

– Ты не увлекайся особо, – остановил словесный поток Глеб. – Для меня, сама знаешь, что Гоголь, что Гегель. Давай про Шагала.

– Шагал в то время писал как одержимый! Иной раз приходилось рисовать на собственной рубашке!

– А потом что? Стирал одежонку и снова надевал? Или так и ходил разрисованным?

Агния поняла, что переборщила.

– Я знаю, что иногда он работал голым.

– Наверное, просто испачкаться боялся, вот и раздевался, – предположил Глеб и скорчил рожу. – Или он любил эпатировать коллег?

– Да не все ли равно!

Агния выпила «Апероль» залпом и махнула рукой, чтобы принесли еще. Глеб пододвинул ей свой стакан. Он терпеть не мог эти сладкие тягучие ликеры!

– Ладно, замнем для ясности, хотя ты сама начала про обнаженку. Так что Германия?

– Он повез туда свои работы и оставил менеджеру, а сам поехал в Витебск на свадьбу сестры. Вернуться помешала война.

– Так картины исчезли?

– Нет, почти все были успешно проданы, но когда Шагалу снова удалось вырваться за границу – это стало возможным в двадцать втором году, – выяснилось, что доход от продажи съела инфляция. Он, кстати, пытался найти свои работы, но ничего не вышло.

– Так. Это важно. То есть работы Шагала могли