быть где угодно и у кого угодно?
– До сих пор многие из них не всплыли. А что было изображено на той картине, о которой ты хочешь узнать?
– В моем распоряжении только словесное описание.
Глеб протянул сложенный вдвое листок.
Прочитав текст, Агния наморщила лоб и стал похожа на ученицу, решающую в уме задачу на умножение трехзначных чисел.
– Подожди. Сюжет, знакомый до боли. Где же я его видела?
– Дай угадаю. В Ницце. В музее Шагала.
Агния поморгала.
– Точно. – И схватилась за телефон: – Сейчас поглядим. Да, вот она. Посмотри.
– Да смотрел уже. Ты другое скажи. Видишь разницу?
– По описанию сказать трудно, но да, разумеется, она есть.
– Можно ли предположить, что Шагал написал две похожие картины?
– Да, конечно! Это у художников в порядке вещей! Кроме того, в случае с Шагалом особая ситуация. Не найдя свои работы, он многие из них, что называется, перерисовал. Специально. Не факт, что при этом старался выполнить точные копии. В картинах могли быть изменения, внесенные самим автором.
– Другими словами, и та, что в Ницце, и та, о которой я говорю, могли быть написаны Шагалом, только в разное время.
– Ну да. А твоя картина… она вообще откуда взялась?
– Находилась в частном владении.
– У нас в России?
Глеб пожал плечами. Ясное дело, что в России. Иначе он бы ею не занимался.
– Ее что, украли? – проявила сообразительность Агния.
– Вроде того.
– То есть как? Что значит «вроде того»?
– Не спрашивай. Я сам еще многого не понял. Лучше скажи: если допустить, что мы говорим о подлиннике Шагала, у нас в стране есть на нее покупатели?
– Да как не быть! Особенно на черном рынке. Шагала, кстати, чаще других воруют. Даже из музеев!
– Я уже понял, что он весьма популярен, – хмыкнул Глеб и вдруг стал серьезным: – Мне нужно найти того, кто купил эту картину. Или собирается купить.
– Ну ты даешь! – Агния, собиравшаяся закурить, бросила зажигалку и уставилась на него удлиненными семитскими глазами. – То есть все-таки подлинник Шагала? Уверен?
– Да в том-то и дело, что не уверен, – честно признался Глеб, – но пока я буду проверять, картину, если она в самом деле принадлежит Шагалу, успеют вывезти, и тогда пиши пропало.
Агния прикурила и поглядела на него, щурясь из-за клубов дыма.
– Странно все это, Старостин. И ты какой-то странный.
– Ну а чего ты ожидала? Я же сыщик.
– Да я не о том. Ты ведь частник теперь. Никто тебя не заставляет. То есть ты сам выбираешь, браться за дело или нет. Так? Тогда я не понимаю. Картину ты не видел. Заключения экспертизы о ее подлинности у тебя нет. Ты даже сомневаешься в том, что ее украли. И при этом просишь меня найти того, кто ее купил. Согласись, звучит идиотски.
– Идиотски. Согласен.
– Так почему ты это делаешь? Или все дело в заказчике? Если так, то это женщина. Угадала?
Именно потому, что Агния так ловко его раскусила, Глеб изобразил ироничную ухмылку и покачал головой, как бы жалея ее, глупенькую.
– Вот и не угадала. Дело я веду в качестве консультанта СК, так что вполне официально.
«Только оно вовсе не о краже, а об убийстве», – чуть было не добавил он и прикусил язык.
Услышит об убийстве, сбежит в ту же минуту. Агния не любит рисковать. Особенно за просто так. Только за большие или очень большие деньги. Как она вообще с ним связалась? Кем он был два года назад? Он и сейчас, в общем-то, никто, а тогда еще не отошел ни от развода, ни от отсидки. Агния ведь не из жалостливых. Она вообще терпеть не может неудачников и никогда не выбирает их в любовники. А его выбрала. Почему?
Наверное, он потому и бросил ее так резко. Не смог поверить в то, что такая цаца втюрилась в задристанного гусенка, каким он себя тогда ощущал.
И вот на тебе! Она по-прежнему любит его и, кажется, готова подтвердить это прямо сейчас. Потому и держится так отстраненно и надменно. Хочет, чтобы он уговорил ее.
Глеб вынул сигарету из оставленной ею на столе пачки, закурил и взглянул на часы.
– Продолжим в ресторане?
– Пожалуй, – наклонила голову Агния.
Он пропустил ее вперед и пошел следом, любуясь стройными бедрами в обтягивающем платье.
В конце концов, они оба этого хотят.
Совесть шмыгнула в темноту, как та самая мышь за шкаф у Насти.
И зачем он только о ней вспомнил?
То, что совершил ошибку, Глеб понял утром. Она состояла не в том, что он обратился к бывшей и некрасиво брошенной им возлюбленной, а в том, что после проведенной в одной постели ночи Агния стала на что-то надеяться. На что именно, он боялся даже думать.
Разумеется, смотался он еще до ее пробуждения, но трусливое бегство не спасло. Буквально через пару часов Агния прислала ему материалы по Шагалу, добавив гифку в виде бьющегося сердечка.
Заскрежетав зубами, Глеб мысленно обругал себя трехэтажным матом и стал читать.
Торговца искусством и мецената звали Герхард Вальден. Когда Шагал привез в Берлин свои сорок картин и сто шестьдесят графических листов, очарованный талантом художника Вальден взялся немедленно выставить их в своей галерее Der Sturm. Открыв выставку в июле, Шагал уехал в Витебск, оставив Вальдену доверенность на продажу работ.
С трудом вырвавшись из России и добравшись до Берлина, Шагал затеял долгий судебный процесс против Вальдена. Марк не особо надеялся вернуть деньги, но очень хотел узнать имена покупателей. Лишь через четыре года ему удалось выкупить некоторые работы, но судьба большинства из них неизвестна до сих пор. Не желая, чтобы картины пропали бесследно, Шагал написал их заново. Вот и вся история.
Однако самым интересным в ней было то, что потомки и наследники Герхарда Вальдена живут в Германии до сих пор и все так же успешно занимаются продажей произведений искусства. Был в сообщении и номер телефона.
Ниже Мейер приписала от себя: «Могу помочь в организации встречи и поработать в качестве переводчика. Не безвозмездно».
Последняя фраза взбесила Глеба окончательно. Какой же он кретин!
Конечно, ему нужна помощь такой расторопной особы, как Агния, но после сегодняшней ночи он сам отрезал эту возможность. Теперь придется решать проблемы самостоятельно.
Написав сухое «спасибо» в ответ на послание, Глеб трусливо выключил на телефоне звук и пошел искать слывшего за полиглота капитана из аналитического отдела Вадика Серебровского. Вдруг он и по-немецки шпарит?
Ему повезло. Вадик шпарил и по-немецки. Поморщившись, он даже согласился помочь с переводом,