Наверное, надо было начать активную деятельность, но вместо этого Настя почти час сидела на стуле посреди прохладной комнаты и ни о чем не думала. Точнее, хотела думать, но не могла. Странное оцепенение обернулось воспоминаниями о том, как сначала ей было в этом доме очень хорошо, а потом стало плохо. То, что ей некомфортно здесь находиться, она заметила не сразу. Первое время в суете вообще было не до рефлексии, да и началось все как-то исподволь, незаметно. Теперь она понимала, что дом был ни при чем. Дух дисгармонии в окружающее пространство вносил именно Эдик.

Его бесили дом, старые вещи и она. Тоже, наверное, старая.

Посидев и повздыхав, Настя тяжело поднялась и стала не торопясь обходить свои владения, заглядывая по пути во все тумбочки, ящички и закутки.

Через час ей стало грустно, и она вернулась в самую большую и светлую комнату. Там, по крайней мере, было не так бесприютно, как в остальных частях пустующего долгое время дома.

В «красном» углу под иконами стоял допотопный шкаф, изъеденный жучками, с дверцами, которые закрывались только при наличии просунутой между ними картонки. Шкаф давно просился на свалку. Бабушка и то называла его Квазимодой. Разделаться с рухлядью мешала Маша, восхищавшаяся этим, как она говорила, «реликтом».

Настя прошла мимо и взвизгнула от страха, когда все четыре дверцы распахнулись как по команде, отчего шкаф вздрогнул, словно его пнули.

Настя отскочила и успела заметить, как из-за шкафа в ужасе от содеянного выскочила и умчалась под мойку мышь.

Уняв сердцебиение, Настя подошла к «Квазимоде» и на всякий случай заглянула за него. Все было спокойно, только, притулившись к стене, стояла пустая рама от картины.

– А это еще откуда? – вслух сказала Настя.

Поглядела еще раз.

И вспомнила.

Руки сами потянулась к мобильнику.

– Глеб.

– Забыл сказать, чтобы ты сидела дома. Ты дома? – перебил он.

– Нет. На даче.

– Какого хрена ты опять…

– Послушай меня внимательно.

Голос прозвучал так, что Глеб сразу замолчал.

– Не знаю, как сказать. Это не просто странно. Это более чем странно. Пропала картина, которую мой прадед привез из Германии.

– А что странного?

– Дело в том, что картина никакая не ценная.

– В смысле, любительская мазня?

– Ну да. То есть не мазня, но любительская.

– Никуда не выходи. Я еду.

– Да куда тут ходить, – прошептала Настя и пошла молоть кофе.

Он прилетел взъерошенный, с порога кинулся к «Квазимоде», заглянул за него, но ничего трогать не стал.

– Здесь не только рама, но и подрамник. Ты ничего не трогала, надеюсь?

– Нет, только пыль протерла.

– Смешно.

Глеб шлепнулся на диванчик и вытянул ноги. Настя обошла их и села за стол.

– Расскажи толком. Не понял ничего.

– Моего прадеда Савелия Никитича в сорок первом угнали на работы в Германию. Он тогда жил не в Ленинграде, а в Минске. Ему было четырнадцать, но парень выглядел крепким, и фашисты решили, что сгодится. Вернулся он только в сорок седьмом, привез какой-то ковер и эту картину. По рассказу деда, это был подарок женщины, на ферме которой прадед работал. На память.

– Хорошо работал?

– Не ерничай. Немцы тоже всякими были. Он рассказывал деду, что эта женщина заметила его, когда их гнали на работу в шахту, и пожалела, как самого маленького. Заплатила начальству, и его отдали ей в наемные рабочие. Он жил у нее до окончания войны, она не хотела его отпускать, но он все равно уехал.

– Так что за картина?

– Висела у нее дома, на ферме. Она неплохо рисовала, как видно. В манере Шагала. Эта картина была почти точной копией одной из его ранних работ. Это мы потом выяснили. Наверное, рисовала по памяти.

– То есть картину рисовала немка?

– Савелий сам не видел, но думал, что да.

– А мог кто-то подумать, что это настоящий Шагал?

– Так подумал поначалу мой муж. Хотел отдать ее на экспертизу. Но потом передумал.

– Почему передумал?

– Дело в том, что картина Марка Шагала, копию которой нарисовала Магда, – так звали женщину, – хранится в Национальном музее Шагала в Ницце. Магда запомнила неточно и кое-что добавила от себя.

– А что, Шагала так легко скопировать?

– Ты когда-нибудь видел его картины?

– Не помню.

– Тогда это трудно объяснить, но Магда любила Шагала, поэтому у нее получилось.

– Значит, твой муж не захотел быть посмешищем и картину на экспертизу не отдал?

– Да.

– Понятно. А не было ли у вас версии, что под мазней Магды спрятан настоящий Шагал?

– Читала о таких случаях.

– И что?

– Да ничего. Это было бы еще смешней, чем выдавать Магду за Шагала. На обратной стороне картины была надпись по-немецки: «На память от Магды». Сделанная краской.

– И это окончательно убедило тебя, что картину написала именно она?

– Ну да. Это же подпись автора!

– То есть ты уверена, что картина и трех рублей не стоит. Тогда твоя версия ее исчезновения.

– Не знаю. Может, Эдик ее просто выбросил.

– Когда ты видела картину в последний раз?

– Не помню.

– Где она висела?

– Да нигде. За шкафом стояла. Если бы не мышь, я бы даже не заметила исчезновения.

– То есть она могла пропасть давно?

– Могла.

– Ты ничего не помнишь и ничего не знаешь. Почему?

– Что почему?

– Почему она не висела, а стояла за шкафом?

– Мой прадед Савелий Никитич вообще боялся хранить ее у себя. Думал, если узнают, что картина подарена немкой, его арестуют как немецкого шпиона.

– Так почему он сам не выкинул ее?

– Из благодарности к Магде. Он считал, что обязан ей жизнью, а картина была единственной памятью о ней. Ковер продали в сорок девятом, голодали сильно, вот и продали.

– Так. С прадедом все ясно. Он боялся и не зря. Ну, а когда он помер, почему твой дед не повесил ее на стену в память об отце?

– Какое-то время она висела в кухне, но бабушка сказала, что так она прокоптится и испортится. Решили перевесить и временно поставили за шкаф. Там она и осталась. Нехорошо, конечно, но хранить память о немке, которая держала у себя раба, не особо хотелось, а знатоков живописи у нас в семье не водилось.

– А ты?

– Да какое там! Если честно, я по этой части слаба до безобразия. Стыдно, конечно, но не всем же эстетами быть.

– А Нейман, получается, стал первым эстетом в семье?

– Он тоже нашел картину случайно и заинтересовался, разумеется. Даже в раж