Он все глядел на нее, решаясь, а потом сказал, словно в воду прыгнул:

– Ты должна знать, что твое настоящее имя – Зинаида Мещерская. Твоя мать – княжна Мария Мещерская.

Несколько мгновений Зина стояла, глотая воздух. Она – княжна?

– Понимаю, для тебя это слишком неожиданно, Зина.

Неожиданно – не то слово. Это похоже на удар поленом по голове.

Император понял, что нужно дать ей время очухаться, и отошел к столу, стоявшему у окна.

Не решаясь тронуться с места, она потопталась и сипло спросила:

– А мой отец?

– Никто не должен знать о нашем разговоре, – не оборачиваясь, ответил Александр.

– Клянусь, – бледнея, вымолвила Зизи.

Молчание казалось бесконечным.

– Ты – моя дочь.

Император произнес это почти неслышно, слабым голосом. Это было так не похоже на него, что Зизи не могла поверить услышанному. Стояла и смотрела на большого сильного человека с выражением крайнего удивления.

Император решил, что девушка не верит ему, и заговорил, волнуясь:

– Я очень любил твою мать. Мы познакомились, когда мне было девятнадцать. Если бы знала, как вы похожи! Красавицы!

– Но, наверное, у нее не было такого длинного носа, – вырвалось вдруг у Зизи.

Она тут же смешалась и покраснела.

Александр усмехнулся едва заметно.

– Я покажу тебе портрет, подаренный ею спустя год после нашей встречи.

Он достал из потайного кармана в сюртуке и протянул ей фотографию.

– Она та, что слева. Теперь видишь? Этого невозможно не заметить.

Зизи кивнула смущенно. Как раз носы у них с матушкой были совершенно одинаковыми. Боже! Зачем она ляпнула про длинный нос! Ну почему в самый ответственный момент в ее бестолковую голову лезут подобные мысли!

– У тебя ее глаза и фигура. Такая же хрупкая, – глядя на снимок, произнес Александр.

– Очень красивая, – кивнула Зизи, не смея спросить, где ее мать находится в данную минуту.

Она очень хотела узнать все, но не могла решиться. Император снова отошел к окну – наверное, так ему было легче с ней разговаривать – и произнес с явственной болью в голосе:

– Мы познакомились, когда Мария стала фрейлиной моей матушки Марии Александровны. Они были чем-то похожи внешне. Сложением и еще, наверное, грустным выражением лица. Должно быть, именно поэтому я обратил на нее внимание. Сначала мы виделись только в компании друзей. Рядом с Дусей, так я звал ее тогда, всегда была Александра Жуковская, дочь знаменитого нашего поэта, – это она рядом на фотографии, – поэтому нам почти никогда не удавалось побыть наедине. Но однажды все изменилось. Я понял, что люблю Дусю всем сердцем, и хотел видеть ее своей женой. Она ответила взаимностью, и я уже собирался объявить об этом отцу, но судьбе было угодно распорядиться иначе. Ты ведь что-то слышала об этом, не так ли?

Слышала ли она? Конечно. Эту романтическую историю во дворце знали все.

– Я знаю, что перед смертью ваш старший брат – великий князь Николай Александрович соединил вашу руку и руку принцессы Дагмар, взяв обещание, что вы будете вместе.

– Все было не так романтично. Мой отец желал этого брака и практически обещал Минни, так ее звали в семье, что она выйдет за наследника престола, несмотря ни на что. Узнав о нас с Марией, он устроил страшный скандал, требуя, чтобы я женился на Дагмар. Тогда я объявил, что готов отказаться от престола ради женитьбы на твоей матери. Это был ужасный разговор. Мы буквально кричали друг на друга. Я никогда не говорил с отцом в таком тоне. Я обвинял его в несчастиях матушки, хотя еще не знал, что как раз в эти дни минул месяц его отношениям с Екатериной Долгоруковой. Возможно, знай я об этой связи, был бы настойчивей в своих требованиях. Но… случилось то, что случилось. Император обещал навсегда выслать Марию и собирался сделать ее жизнь невыносимой, если я не уступлю. Угрозы произвели на меня ужасное впечатление, и я согласился на его требования. Девятнадцатого мая мне пришлось объясниться с Дусей. Мы оба были в отчаянном и одновременно в счастливейшем состоянии, которые только могут дать взаимная любовь и неизбежная разлука. Прости, что говорю с тобой об этом, но я хочу, чтобы ты знала: все случившееся тогда было рождено любовью.

– Я не понимаю, – пролепетала Зизи.

– Не торопи меня, прошу. За прошедшие годы я научился сдерживать душевные порывы. И вот впервые говорю об этом с юной девой, еще не ведающей ни мук любви, ни горечи отчаяния.

Зизи потупилась, не желая, чтобы по блеску глаз он догадался о ее чувствах.

– Через неделю после этой встречи я уехал в Данию. Далее тянуть было невозможно, потому что в датских газетах появились неблагоприятные публикации о поведении русского цесаревича. К тому же отец Минни король Кристиан в письме к моему отцу прямо потребовал подтвердить планы насчет женитьбы. Мог ли я позволить, чтобы Минни оказалась в двусмысленном положении? Достаточно того, что я сделал несчастными двоих – себя и Марию. Минни и так потеряла слишком много.

Александр снова замолчал. Зизи видела, как трудно ему дается эта речь, но он справился с волнением и продолжил:

– Это было словно броситься головой в омут. Помолвка состоялась в июне тысяча восемьсот шестьдесят шестого, а в конце ноября – свадьба. Я сам настаивал на ускорении процесса. Надеяться больше было не на что, так не все ли равно.

Александр все же заставил себя повернуться, но не смог вынести пронзительного взгляда дочери и отошел к столу.

– Я не вправе говорить с тобой об императрице. Скажу только, что Мария Федоровна прекраснейшая жена и мать. Но забыть Дусю я не мог. Ее уже не было в России. Вместе со своей теткой княгиней Чернышевой-Барятинской она уехала, и, казалось, пути наши разошлись навсегда. И вот, через год после того рокового вечера я вновь увидел ее. Это случилось в Париже в доме Чернышевой, где прежде она была так несчастна.

– Почему?

– Это долгая и печальная история. Тебе не следует знать об этом, хотя в чем-то ваши судьбы похожи. Раннее сиротство и горечь бесправия роднят их. Но сегодня я говорю о другом. Именно в ту нашу встречу Мария открыла, что у меня есть дочь, родившаяся в феврале тысяча восемьсот шестьдесят седьмого и отнятая у матери спустя несколько дней после появления на свет. Несчастная страдала от того, что, находясь в полной власти своей тетки, позволила забрать ребенка. Мария умоляла найти девочку, ибо была уверена, что малютка увезена в Россию. Она назвала