состояли в отношениях с Джеки Браун? – продолжил Оливер, тот закачал головой, закрутив бутылку в руках. – Шериф, вам незачем это отрицать, у меня есть свидетели. И могу поспорить, если хорошенько всех расспросить, наберется еще с десяток человек. Сами говорили, что это маленький город и здесь все обо всех знают. Так что, – он наклонился вперед, – ответьте мне на вопросы, вы спали с Джеки Браун?
– Нет, я с ней не спал. Я, черт возьми, ее любил! – Он со всей силы швырнул бутылку о стену. Крышка вылетела и по всей камере разлилась вода.
– То есть вы утверждаете, что были с ней в более близких отношениях, чем говорили ранее? – Но Джим промолчал, и тогда Оливер решил действовать совсем по-другому: – Скажу честно, когда мы познакомились, у меня сложилось не очень хорошее впечатление о вас. Но когда началось расследование, я увидел, насколько обеспокоены вы жителями Хилтона. Так что, прошу вас, не заставляйте меня изменить о вас мнение…
– Детектив, – усмехнулся Джим после недолгого молчания, – нас же мало что с тобой отличает. – Он покачал головой, а Оливер насторожился. – У меня есть один знакомый из департамента, он мне рассказал одну увлекательную историю, как знаменитый детектив Оливер Стоун, поймавший маньяка из Портленда, после смерти жены не справился с одним очень маленьким делом, и по его ошибке пострадал человек. Может быть, именно поэтому тебя и отправили в отпуск, а теперь вот и к нам? Сдается мне, что ты тоже не можешь справиться со своей потерей. Так что не тебе меня судить. Мы с тобой в одной лодке.
– Нет, не в одной, – покачал головой Оливер. – Вы за решеткой, а я нет. И даже если вы не убивали Джеки, вы умолчали о вашей связи, – его голос окреп, слова вылетали все жестче, – пили при исполнении обязанностей, ударили человека из департамента. Но самое страшное, вы подвели, как вы любите говорить, своих граждан. – Он стукнул по колену и почувствовал, как внутри появилась злость. – В такое тяжелое для всех время. Вы ведете себя как трус, вместо того чтобы собраться и хотя бы самому себе признаться, что вы натворили. Так что нет, шериф Тэтчер, мы с вами не в одной лодке.
Оливер отвел от него взгляд и посмотрел в окно, где стояла ночь. Он и подумать не мог, что этот допрос вызовет у него столько эмоций. Внутри вдруг появилось раздражение, он дернул плечом, отгоняя навязчивые мысли, и вспомнил, что скоро надо будет принять таблетки.
– Я ее и вправду очень любил, как и она меня, – тихо отозвался шериф Тэтчер. – Мы просто однажды разговорились у цветочной лавки, когда она только ее открыла. А дальше все как-то закрутилось. Поначалу думал, что, может, один-два раза переспим, и все на этом. Но каждый раз ловил себя на том, что в моей голове была только Джеки, Джеки, Джеки… Когда я просыпался в постели с женой, когда провожал детей в школу, когда приходил в офис. Думал, боже, во что я лезу? Она же почти в два раза младше меня. Но сделать с собой ничего не смог, как и она. И что же она нашла во мне? Я и сам не понимаю. Но нам было хорошо, мы могли часами говорить, часами молчать, часами любить. – Он тяжело вздохнул. – Я пытался с ней порвать, честно, Оливер, пытался. Вместо того чтобы однажды ехать на наше место, я отвез ее к дому Найджела и сказал, чтобы она выходила из машины, забыла меня и была счастлива. Она стала плакать, говорить, что любит меня. Но я все равно ее выставил. Найджел – молодой, обеспеченный и тогда мне казался неплохим парнем. И Джеки ушла. Но недавно вот опять начали встречаться… Я думал развестись, и она меня сначала поддержала, но потом как-то узнала, что у нас со Стефанией после открытия закусочной не осталось никаких сбережений. Она сильно забеспокоилась, какое будущее ждет моих детей, хватит ли им устроиться в будущем в какой-нибудь хороший колледж. И она, конечно, была права, и я стал думать, где бы достать денег, чтобы никто после развода в обиде не остался. Вот такая Джеки была, – он улыбнулся, – очень заботливая. Часто мне говорила, что со мной она чувствует себя в безопасности, что я ее защитник, – он махнул, и Оливер увидел на его глазах слезы. – Защитник… Какой из меня, черт возьми, защитник, если я ее не смог защитить? Черт! – он стукнул кулаком по скамье, та со скрежетом промялась. – Черт! Черт! Черт…
Оливеру было тяжело на него смотреть. Но он смотрел. Слишком хорошо знал эти чувства. Сам точно так же бросал и ломал вещи в своей квартире после похорон жены.
– Она кого-то боялась? – спросил Оливер.
– Не знаю, – вздохнул Джим. – Но я однажды видел на ее руках синяки и сразу подумал на этого Найджела. Хотел свернуть ему шею. – Он со всей силы сжал кулаки.
– Когда вы видели синяки?
– Незадолго до того, как Найджел уехал в свой отпуск. Я клянусь, двести раз ее спрашивал, кто это сделал. А она молчала. – Джим утер глаза. – Если бы я что-то тогда сделал… Хоть что-то… Она была бы жива… Моя любимая Джеки была бы жива…
Джим, как раненый зверь, громко завыл, и Оливеру вместе с ним стало плохо. Он прекрасно знал, что действие антидепрессантов прошло и его сердце вновь наполнилось невыносимой болью от потери жены. Но в отличие от Джима он никогда не плакал… Ни в больнице, когда аппараты перестали пищать. Ни в морге, когда забирал вещи и договаривался о посмертной косметике. Ни на службе, когда священник говорил трогательную речь. Ни на похоронах… Даже в своей темной гостиной он ни разу не дал себе хоть малейшую возможность выплакать горе.
– Вы поэтому все это время обвиняли Найджела? – спросил Оливер, когда Джим успокоился.
– Да, – ответил Джим, опустив ладонь с лица, – я подумал, что, если он осмелился поднять на нее руку, значит, мог и убить.
– Может, он и оставил синяки, но вы же понимаете, что у него алиби? Его не было в тот день в городе? – спросил Оливер, в ответ Джим отмахнулся. – Может быть, кто-то еще, с кем она могла поругаться?
– Нет, не припомню, – покачал он головой.
– А что насчет вашей жены? – выпрямился Оливер. – Она могла узнать о ваших отношениях с Джеки?
– Стефания? – удивился Джим. – Нет, конечно. Она все время в детях, а даже если бы и узнала, у нее ни духу, ни сил
