– Ужасно.

– Я так и думал. Чем занимаешься в это первое пасмурное воскресенье весны?

– Ничем. Дома. Читаю. Манон нет.

– Манон? Кто это?

– Дочь.

– Так, значит, у комиссарши есть дочь. Сюжет начинает развиваться. Сколько ей лет?

– Семнадцать.

– Живет там?

– Нет. Укрыла меня халатом, и больше я не видел ее.

– Халатом?

– Халатом.

– Ладно! Не стану допрашивать. В школе-то как? Уже подружился с кем-то?

– С Серафин, Матильдой и Франческо.

– Сразу с тремя. За неделю – неплохо. Итак, воскресенье, ты дома, а этой Манон нет. А что делает комиссарша?

– Ее тоже нет. Должна была заполнять какие-то бумаги с Флавио. Это ее зам.

– Значит, ты дома один. – Гектор, похоже, закручивает себе сигарету. – Хочешь, подскочу к тебе? Может, мороженое поедим.

– Не могу.

– Почему?

– За мной следят.

– Как так за тобой следят?

– За мной следят.

– Я понял, Оливо, но постарайся говорить яснее.

– Вчера я вышел из школы…

– Вы учитесь и по субботам?

– Да, в школе искусств и в классическом лицее так.

– Я понял. Ты вышел из школы – и?..

– За мной следовала машина.

– Машина? И кто был за рулем?

– Не знаю. «Гольф»[88] с темными стеклами.

– Но ты уверен, что она следовала за тобой?

– Наверное.

– Номер запомнил?

– Нет, он был запачкан.

– И что же ты тогда сделал?

– Вошел в один дом, вышел с заднего входа, проверил, что за мной не едут, и вернулся сюда. Не хотел раскрывать, где живу.

– Ты поступил очень умно, Оливо. Не понимаю только, почему комиссарша оставила тебя там одного, учитывая, что случилось.

– Она не знает.

– Что не знает?

– О «гольфе».

– Как не знает? Почему ты не сказал ей?

– Потому что это странно.

– Конечно странно, Оливо. Ты ходишь в школу, откуда за три месяца исчезли четыре подростка твоего возраста. Вскоре за тобой кто-то следит из подозрительной машины! Это не просто странно, это настораживает. Ты обязательно должен поговорить с комиссаршей!

– Это она странная.

– В каком смысле странная? Как это понимать?

– Не знаю. Но я в четвертом «Б» не из-за Серафин.

– Послушай, Оливо, я не знаю, кто такая Серафин, но сейчас я приду к тебе, и мы все спокойно обсудим. Могу кое в чем тебе признаться? Я ни в какую не соглашался с этим их проектом. Мы жестко поспорили с Атраче, но потом ты принял предложение этой комиссарши…

– Это не она похищала ребят.

– Надо полагать, Оливо! Но не понимаю, почему ты не сказал ей о машине. А что Аза думает? Ты разговаривал с ней?

– Угу.

– И что говорит?

– Что я головастик Рубик[89].

– А еще что?

Оливо размышляет.

– Что придумываю всякое, чтобы привлечь внимание, – произносит тихо.

Тишина, щелкает колесико зажигалки. Гектор закурил свернутую сигарету.

– Оливо, это и в самом деле так? – говорит, выпуская первый клуб сигаретного дыма. – Ты придумал этот «гольф», который следил за тобой?

– Нет, но, может быть, мне только показалось, что он следил за мной.

– Или, может быть, ты говоришь так, чтобы успокоить меня? Потому что знаешь, что Атраче и Спирлари просили меня не вмешиваться…

– Гектор! – слышится в трубке старческий голос. Оливо знает, что отец Гектора – глубокий старик и Гектор должен помогать ему есть, ходить в туалет, принимать душ – все делать, в общем.

– Да, папа, иду, иду! – говорит Гектор, затем снова приближает телефон к уху. – Послушай, Оливо, мне сейчас нужно идти. А ты, как только вернется комиссарша, сразу расскажи ей о машине. Даже если ты ошибся, лучше поступить благоразумно, разве нет?

– Угу.

– И завтра позвони мне и дай знать, как прошло, хорошо?

– Угу.

– Эти твои «угу» нисколько не убеждают меня. Давай повтори!

– Хорошо, – говорит Оливо.

– Значит, договорились. До завтра. Пока, Оливо.

– Пока.

Гектор – альтруист[90], человек умный и толковый. Одним словом, на него можно положиться. Но чтобы быть воспитателем, нужно уметь соизмерять в себе оптимизм и веру, ведь эти свойства человеческой натуры редко вознаграждаются. И Оливо знает, что Гектор – это, скорее всего, как раз один из таких случаев.

14

Как только звенит звонок на вторую перемену, Оливо встает и быстро выходит из класса. После той шутки с Валерией сама альфа-шалава и ее подруга ведут себя с ним как ни в чем не бывало.

Оливо хорошо знаком с подобным видом безразличия. Последний раз он испытал его на себе, когда оказался подвешенным с парапета вниз головой, ночью, в одной тесной пижаме, которую носил с восьми лет.

И Серафин, и остальные пираты не должны доверять этому временному затишью, поэтому не выпускают его из виду ни на секунду. Это мило и заботливо с их стороны, но мешает Оливо осуществить задуманное. Вот почему сейчас он протискивается между учащимися в переполненном коридоре, пока Серафин, Матильда и Франческо пытаются помешать ему смыться.

Прошлой ночью он изучил в ноутбуке Сони, по-прежнему лежащем на столе, планировку школы, расположение аудиторий и расписание занятий разных направлений; надо быть откровенным, на все про все ему понадобилось восемь минут, в то время как остальную часть ночи он не спал, а провел, уставившись на диван-кровать, где спала Манон, ворочался, тяжело дышал и разговаривал с кем-то во сне, бормотал что-то типа: «Да, только это глупо».

Подойдя к туалету, Оливо делает вид, будто входит туда и сразу скрывается на лестнице. Быстро пробегает два пролета, и троих друзей уже не видно.

Улизнув от них, он спешит по коридору, протискиваясь своим худым корпусом между парнями и девчонками, которые едят, целуются, смеются или слоняются в поисках кого-то, кто им понравится или кому понравятся они.

Наконец добравшись до автомата со снеками на другой стороне здания, Оливо останавливается, достает из кармана несколько монет и занимает очередь.

Перед ним остается только два человека, как вдруг он чувствует, что кто-то встает у него за спиной.

Оливо и незачем оборачиваться, чтобы понять, кто это.

– Продолжим? – спрашивает Густаво спокойным голосом. Нет сомнения: то, что он собирается сейчас проделать, опробовал уже не раз, и успешно.

Оливо еще на шаг продвигается к торговому автомату. Еще одна девчонка и потом его очередь. Автомат сбрасывает в контейнер упаковку с чипсами, которые стоят как один грамм шафрана[91], белого золота или как чернила для принтера… Девчонка забирает пакетик и уходит.

В витрине автомата теперь отражается лицо Оливо, его натянутая на лоб шапочка и рыбацкая куртка, с торчащими из-под нее ногами-палками в коричневых вельветовых брюках.

Он поднимает руку, собираясь опустить монету, но кто-то останавливает его:

– Могу посмотреть тебе в