– Нет, я здесь не из-за нее, – ответил Оливер, убрав руки за спину. – Я здесь чисто из любопытства.

– Любопытство – это хорошо! – задорно произнесла Дороти. – Тогда пойдемте, я вам все покажу.

Оливер вспомнил про резиновые сапоги, но подумал, что сейчас просить их было бы неуместно, и они прошлись по лесопилке: огромные машины, амбары, бревна, работники – весьма грубые мужики. Ничего интересного, правда, выглядело все уже устаревшим, наверное, как двадцать лет назад здесь все построили, так ничего особо и не менялось.

– Как жаль, что такое случилось с Джеки, – произнесла Дороти, когда они обошли всю территорию. – Даже гроб не открыли, точно так же было на похоронах ее матери. Эх, Синди, хорошо, что ты не знаешь, что случилось с твоей девочкой.

– А вы были знакомы с матерью Джеки?

– Мы вместе работали. Это же я тогда ее нашла утром там. – Она махнула на огромный амбар. – До сих пор не могу забыть это ужасное зрелище.

– А что случилось?

– Упала по неосторожности, – вздохнула она. – Точно не хотите выпить кофе? Хотя скоро конец рабочего дня, но ради вас можно и задержаться, – она широко улыбнулась, и ее глаза вновь прикрылись щеками.

– Спасибо, я, пожалуй, увидел все, что хотел, – любезно ответил Оливер и, попрощавшись с Дороти, оставил лесопилку и заторопился к своей машине.

Небо еще больше посерело, и он вернулся на парковку, смотря под ноги – ботинки оставались чистыми, Дороти вела его по подмосткам. И как же он удивился, когда поднял голову и рядом со своей машиной заметил Лили в голубых прямых джинсах, в мешковатой спортивной белой кофте и, непривычно распущенными волосами. Она ходила вокруг «Линкольна» и внимательно его разглядывала.

– Лили? – произнес Оливер. – Что вы здесь делаете?

– У вас очень красивая машина, – улыбнулась она и выпрямилась. – Я заезжала по делам отцам, – кивнула она в сторону лесопилки, и ее взгляд заметно погрустнел. – У меня теперь много свободного времени…

– И как вам без работы? Отдохнули? – спросил Оливер, подходя к своей машине.

– Да, отдохнула, но ужасно скучно и нечем себя занять.

– Знаете, я хотел вам уже звонить.

– Звонить? – удивилась она. – А для чего?

– Мне нужно с вами поговорить, так что весьма удачно, что вы здесь оказались. – Оливер остановил руку на двери и почувствовал, как на лицо закапал мелкий холодный дождь. – Давайте только в моей машине. Вы не против?

Лили кивнула. Оливер сел на водительское место, а она на пассажирское, только, как закрыла за собой дверь и оглядела салон, громко удивилась:

– Вау! – вздохнула она. – Какое здесь все… Белое… Вы, должно быть, очень хорошо следите за машиной, она же как новая.

Лили принялась гладить приборную панель, и Оливеру это не особо понравилось, подумал, что у нее могли быть грязные руки. Но когда она их убрала, к его облегчению, на белой коже не осталось никаких следов.

– У моего отца был похожий салон в его старой машине, – она посмотрела на него горящими глазами. – Он меня часто на ней забирал после школы и постоянно ругался, что я его пачкаю. А однажды, когда он меня с Джеки подвозил, мы на заднем сиденье открыли банку с колой. Теплую банку с колой, – добавила она. – Представляете, во что превратился его белый салон?

– Думаю, он больше вас не возил?

– Хуже! Заставил отмывать, – улыбнулась она. – Мы с Джеки тогда потратили все выходные, но у нас так ничего и не получилось, пятна все равно оставались. Тогда она предложила взять немного отбеливателя… Ну и сами знаете, что произошло, весь папин белый салон покрылся желтыми пятнами, – она засмеялась, а затем резко погрустнела и вздохнула. – Джеки всегда что-нибудь придумывала…

– Хотите прокатиться? – предложил Оливер.

– Да, – отозвалась она. – Да, это было бы замечательно.

Оливер завел двигатель, пристегнулся, надавил на газ, и машина не спеша, плавно тронулась. Небо совсем потемнело, дождь усилился, и он включил дворники. Те громко застучали в повисшей тишине.

– Правда, как будто с отцом еду из школы, – улыбнулась Лили. – Даже в такой же тишине. Он терпеть не может местное радио, считает его очень скучным.

– Могу его понять, – ответил Оливер, выезжая на шоссе.

– А я вот наше радио люблю, – продолжила Лили. – Да, оно, может быть, не такое модное, как в больших городах. Зато близкое к сердцу и весьма легкое. Знаете, какая моя любимая песня?

– Какая? – спросил Оливер, сильнее нажав на педаль газа.

– «Цветочки на стене», – с восторгом ответила она, повернувшись к нему, и ее глаза с азартом заблестели.

– Да не может быть, – усмехнулся он, хлопнув по рулю. – Она же просто ужасна!

– Она прекрасна, – перебила его Лили, подняв палец и набрав воздуха в легкие.

– Только не говорите, что собираетесь петь…

– Считаю цветочки на стене, – начала она, – которые совсем меня не волнуют.

Лили так развеселилась, что застучала по приборной панели, совсем не попадая в такт. Оливер закачал головой и понадеялся, что она не собиралась петь всю песню. Уши резало так, что недавние звуки пилорамы были поприятнее.

– Ну же! – Она коснулась его руки, продолжая напевать: – Прошлой ночью я надел свой лучший фрак и притворился, что пошел в город веселиться… Пожалуйста, не пытайся мне сказать, что у меня все в порядке…

Лили пела не просто ужасно, а чудовищно. Но на его лице почему-то все равно появилась улыбка.

– Да! Ничего не говори, я считаю цветочки на стене, – закончила она и звонко рассмеялась, но, встретившись с ним взглядом, сразу же погрустнела, опустила плечи и вернулась в кресло. – Простите, у меня в последнее время сдают нервы…

– Вы не против еще покататься? – спросил он, когда впереди показался поворот на Хилтон. Лили кивнула, и они поехали дальше по трассе, а дождь тем временем только усилился. – Расскажите про шерифа Тэтчера, когда и почему у вас возник конфликт?

– Ну, – вздохнула Лили, – я ждала, что вы меня об этом спросите, особенно после того представления на похоронах. – Она негромко прокашлялась. – Наши отношения сразу не заладились. Когда я пришла на собеседование и он узнал