— Через год работы меня арестовали.

Хозяйка не то вздрогнула, не то легонько отшатнулась. Но Ольга всплеснула руками, будто захотела ее удержать:

— Светлана Венедиктовна, на трое суток! Я оказалась ни при чем. Поступила очень жидкая сметана. Директор научил: накрошить в нее туалетной бумаги и поставить на три дня. Сметана сделалась густой, ложка в ней стояла. Но из торговли я ушла.

— Что потом?

— Еще один эпизод добавился. Деньги я копила… Тысяч шесть собрала. Прихожу домой, шкатулка моя сломана, денег нет.

— Обокрали?

— Обокрал родной отец и все пропил. Я ушла из дому. С тех пор болтаюсь по общежитиям да подружкам. Готовлюсь еще раз поступать…

Ее глаза давно высохли. Ольга почувствовала себя слабой и опустошенной: слез больше не было, тайных историй тоже. Ее удивило собственное спокойствие, словно все дело было только в этом — освободиться от слез и тайн.

— Душечка, а вдруг опять не примут?

— Если помогу театру, принесу зубы, то примут.

— Неужели без них не обойтись?

— Светлана Венедиктовна, с этих зубов они хотят снять слепки, увеличить, световой эффект, виртуальность. Представьте сцену, а вместо задника огромные натуральные акульи челюсти! Они нужны театру всего на два дня!

И Ольга положила на диван бумажку: официальную просьбу Управления театров. Пожилая женщина рассеянно глянула в нее, видимо, так и не прочитав. Свои сомнения она выразила медленными словами, обращенными как бы ни к кому:

— Муж так берег эту пакость…

— Я же верну, Светлана Венедиктовна! — чуть не взмолилась девушка.

— Отдать в руки незнакомого человека…

Ольга сдернула с плеч рюкзачишко, который оказался не пустым — там лежал паспорт. Она протянула его хозяйке квартиры. Светлана Венедиктовна глянула в документ, спрятала его в стол и тут же достала из шкафа довольно-таки емкую коробку, затянутую скотчем.

— Бери, душечка. Открывать уж не будем. Там полный набор зубов одной белой акулы-людоеда. Слопала аквалангиста. Откровенно говоря, пристрастий мужа я не понимала. Не потеряй, коллекция дорогая.

21

Маленький человек в длинном пиджаке цвета загнившего банана шел по улице спокойной бездельной походкой. Чадович выбрал досягаемое для взгляда расстояние и двинулся за ним, разумеется, спокойной бездельной походкой. Досягаемое для взгляда расстояние вышло теоретическим, поскольку нарушалось толпами пешеходов, транспортом и перекрестками. Когда банановый человечек оглянулся в третий раз, лейтенант понял, что засветился. Еще бы, с такими-то кудрями. Придется следить в открытую, отчего пользы, скорее всего, никакой. Но парень шел как ни в чем не бывало. Значит, без подозрений…

Челнок оглянулся по привычке, но что-то его насторожило. Он оглянулся еще раз и насторожившее увидел: высокого светлокудрого парня, который только что сидел в кафе с длинным жилистым мужиком. Менты? Нужна проверочка. Челнок остановился у витрины колготок и минут пять разглядывал фотографии тонких ног, похожих на сосиски в ободочках. Кудреватый в это время изучал стенд турпоездок. Мент, надо отрываться…

Чадович ухмыльнулся: на занятиях не говорили, что следить за человеком маленьким и худеньким труднее, чем за нормально-габаритным. В толпе этот парень исчезал, как песчинка на пляже. Спасал положение цвет его пиджака: по светлому салатному полю кое-где мазанули яичным желтком. Зачем такие пиджаки выпускают? Чтобы операм легче было вести наружку…

Мысли Челнока горчили, как застарелое пиво. Вышел бы он ростом, да морду бы имел, как у Голливуда, да нахальство бы его… Подкатился бы к любой телке по современному с прикольными словами, как это делает Голливуд: мол, я певец крутого и свободного секса. Баксов, что у вас волос в парике, и пошли бы по заведенному порядку: сперва в кафе на чашечку кофе, потом в бар на рюмочку коньяка, а потом к ней на диван. А слежку к хренам, потому что теперь милиция вламываться в частное жилище не имеет права…

Чадович пробовал догадаться, куда он его приведет. К сообщнику с ногой без пальцев, к себе домой, к приятелю, к подруге? Вдруг подошел к ресторану «Сладкий грех». О чем-то поговорил с охранником. И двинулся дальше. Контакт? Вряд ли, скорее всего, в этом пиджаке его не пустили. И лейтенант догадался, что этот парень в цирковом пиджаке будет водить его по улицам до изнеможения…

Челноку раза два приходила решимость пойти внаглую. Припустить по дворам и задворкам — этот длинноногий сумеет догнать? Да ведь их, ментов, учат бегать и драться ногами. Поймает, потом объясняй, почему бежал. Да и лохи, то есть граждане, могут схватить. Тюрьмы Челнок не сильно боялся. А чего? В колонии заведенный порядок. Если не быть «сукой» да не крысятничать, то жизнь как в армии. Не надо заботиться ни о еде, ни о тепле. Надо только привыкнуть. Говорят же «тюремный кайф». Но в тюрьму не хотелось, потому что Витальич за скрипку не расплатился…

Чадович заметил, что этой ходьбой они описали громадный круг, в центре которого стояло модерновое здание гостиницы. Видимо, неспроста — объект выходит на встречу. Теперь бы не лопухнуться. Бинокль бы. Какой бинокль, если даже мобильника нет? Объект замедлил шаг, явно кого-то высматривая. Ага, парня, сидевшего на гранитном цоколе здания, читавшего газету и бросавшего ленивые взгляды по сторонам. Объект подошел к нему. Лейтенант напряг зрение, но, похоже, они прикрылись газетой. Сколько говорили? Секунды. Для важной информации хватит. Например, сообщил про слежку. И пошел убыстренным шагом…

Чадович метнулся то в одну, то в другую сторону, словно под ним земля начала разъезжаться. Нельзя упустить ни того, ни другого. Хватать обоих? Разбегутся в разные стороны, и все равно одного упустишь. Подмога оказалась рядом: у гостиницы дежурили двое патрульных. Лейтенант выдернул удостоверение и прыгнул, вернее, напрыгнул на них с такой силой, что один схватился за дубинку.

— Ребята, задержите вон того парня и доставьте в отделение…

— Опер, а потом?

— Я подойду, — бросил Чадович уже издали, не упуская взглядом главного, первого, в расцвеченном пиджаке.

Челноку показалось, что херувимчик отстал, но метров через сто белесые кудри заструились по ветру. У обочины стоял «мерс» с девицей за рулем. Кого-то ждала. Дернуть на себя дверцу, выпихнуть бабу, запустить мотор, рвануть с места, пронестись кварталов пять, бросить машину. И уйти нормальным шагом без оглядки. А не заведется, поскольку в машинах он не знаток? А как баба не выпихнется, заорет, применишь силу — вот и статья, грабеж, в натуре…

Лейтенант заметил, что его объект устал, или нарочно принялся петлять, как заяц, бегущий по снегу. Вот расхлябанно вышел на проезжую часть вне