– Кто? Манон? Что, думаешь, я не слышала тебя этой ночью? Манон, какие чудесные волосы, Манон, какая же ты ершистая, Манон, какая красивая у тебя попка в этих джинсах из восьмидесятых! Ну в данном случае должна признать, ты сделал достойный выбор. Мне кажется, она достаточно чокнутая, чтобы принять близко к сердцу тебя в твоем отчаянном положении. Хочу сказать: если походишь правильной картой – есть вероятность, что этой девчонке удастся наконец-то вдохнуть жизнь в ту штуковину, что болтается у тебя между ног. Не знаю, помнишь ли ты про нее… Но в любом случае надежда денег не сто́ит, разве нет?

– Прекрати!

Дверь открывается.

– Оливо?

– Да?

– Ты звал?

– Нет.

– О’кей, но все равно – уже семь.

– Иду.

Сняв свою тесную пижаму в ромбах, которую носит с восьми лет, и переодевшись, Оливо появляется в гостиной, где Соня уже накрыла на стол. Пара салфеток, заварной чайник, хлеб для тостов из супермаркета, варенье по скидке и остатки вчерашнего прогорклого масла, скорее всего пролежавшего всю ночь на столе, а не в холодильнике. Скатерть после ужина все еще там же – на одной стороне стола, словно плащаница, укрывающая грязные тарелки в ожидании воскрешения. Тут же и компьютер, личные дела и все прочее.

– Хорошо спал? – негромко спрашивает Соня Спирлари.

– Нет.

– Это нормально, первая ночь на новом месте. – Затем показывает на провизию на столе и шепчет: – Ну же, закинь что-нибудь!

Оливо мельком бросает взгляд на разобранный диван в другом углу комнаты. Из-под скомканного одеяла выглядывают пятка и голая нога с небольшой татуировкой – черепашкой. Он наливает себе немного чая и пьет его маленькими глотками, стараясь не смотреть на ту ногу и не думать о теле, частью которого она является. Соня Спирлари намазывает себе бутерброд маслом, перед ней огромная чашка с черным кофе, и волосы немного небрежно убраны в хвост. Под расстегнутой кожаной курткой виднеется кобура с пистолетом.

– Хочешь что-то спросить? – интересуется она, откусывая хлеб, покрытый тонким слоем варенья какого-то подозрительного яркого цвета.

– Нет.

– Волнуешься?

– Нет.

– О’кей, тогда пошли.

Оливо Деперо видит, как она вдруг вскакивает, продолжая жевать, хватает папки с личными делами, бросает их в сумку и быстро оказывается у двери, где уже надевает черные кроссовки. Проделав все это, оборачивается к столу, за которым по-прежнему сидит Оливо.

– Давай шевелись! – кричит она, но тихо. – Пока гиена не проснулась!

Оливо делает последний глоток своего чая и встает. Крошки, формирующие созвездие Плеяды, все так же на столе, неизменные, как и звезды на небе.

– В общем, сегодня я отвезу тебя на машине, о’кей? Но с завтрашнего дня мы хотели бы, чтобы ты ходил туда и обратно пешком. Ребята исчезали по дороге, когда возвращались, были одни, значит разумно, что ты будешь находиться в тех же условиях. Пройтись двадцать минут совсем не трудно. На завтра приготовим тебе рюкзак, тетради и все, что нужно. Этим занимается Флавио.

Пока Соня дает задний ход и выезжает с парковки, Оливо пристегивает в «каптуре» ремень безопасности.

– Четвертый класс школы искусств, куда мы тебя внедряем, небольшой, всего семнадцать учеников, изучают изобразительное искусство. Значит, думаю, они там малюют, занимаются лепкой…

– Рисуют, занимаются скульптурой…

– Ой, ну извини, правильные слова в восемь утра трудно подобрать… Потом, может, расскажешь мне, с чего вдруг так зациклился на правильной речи. Ой-ой! Никаких вопросов, забыла. В общем, о чем мы говорили?

– Четвертый «Б».

– Да, четвертый «Б». Почему – ты уже знаешь. По официальной версии, ты из Милана, там тоже учился в школе искусств, но у обоих твоих родителей возникли проблемы со здоровьем, поэтому ты переехал сюда к тете, маминой сестре, чтобы закончить год. Тетя, разумеется, – это я. Возможно, тетя из меня получится лучше, чем мать, что скажешь?

– Не думаю.

– Черт возьми, Оливо, тебе никто не объяснял, что не всегда следует быть таким искренним – на все сто процентов? Ну так вот, я сейчас говорю тебе это: с шестьюдесятью, самое большее с семьюдесятью процентами откровенности всем живется гораздо легче, знай! И запомни это!

– Там пробка, поворачивайте налево.

– Да-да, поворачиваю налево… Даже не собираюсь спрашивать, как ты узнал об этом.

Минут через десять бесконечных газовок, торможений, остановок на забитых светофорах они добрались до школы. Соня не спеша проехала вдоль здания, которое не назовешь ни красивым, ни уродливым. Типичная постройка шестидесятых годов прошлого века. Квадратный корпус, большие окна, заметная малая энергоэффективность[59], неравномерно расположенные внутренние помещения.

– Это главный вход, но есть еще два. Встану немного впереди, не хочу, чтобы тебя видели со мной. Я часто появлялась в институте в последние недели, значит учащиеся, преподаватели и технический персонал знают, кто я.

– Угу.

– Как войдешь, спроси у охранника, где учительская. Там тебя ожидает профессор[60] Рамачина – не знаю, чему он учит, но он твой классный руководитель, – кажется, так это называется, – по утрам она все-таки пытается выражаться более или менее правильно. Он представит тебя одноклассникам, поможет получить учебники и все необходимое. Запомни главное: только директор школы знает, кто ты есть на самом деле. Для всех остальных – ты приехал в Турин учиться…

– К тете. Могу идти? Не люблю опаздывать.

– Молодец! Начинаешь с правильной ноты! Еще вот что. Будешь здесь под своим настоящим именем, мы проверили по картотекам и в интернете – на тебя ничего нет, значит… А, еще кое-что. Ты не захотел пользоваться мобильником, и это безобразие, но вот тебе записка с моим номером телефона, здесь же телефон Флавио и нашей дежурной части. Если заметишь или услышишь то, что потребуется срочно сообщить нам, иди к школьному секретарю, скажи, что плохо себя чувствуешь, и звони. Кто-нибудь за тобой приедет. Держи записку. Все понятно?

Оливо берет записку, читает и возвращает ее.

– Уже запомнил? Уверен?

– Угу. А шапочка?

– Да, мы предупредили, что из-за проблем со здоровьем шапочку ты не снимаешь даже в классе. Значит, никто не будет тебя доставать.

– Угу.

– И тебе «угу». А теперь иди и порви их!

Оливо смотрит на нее.

– Блин! Ну так говорят! Ирония – это называется! Оливо, если бы ты слушал, я посоветовала бы те…

Но Оливо уже вылезает из машины в хайкерах и коричневых вельветовых брюках и движется вперед, чтобы провести свой первый после восьмилетнего перерыва школьный день.

10

Профессор Доменико Рамачина более получаса мурыжит его в учительской, рассказывая о программе четвертого года обучения, составе совета класса, списке необходимых книг и материалов, о дополнительных