— Вы кого-нибудь подозревали?

— Думали, что хищение связано со смертью замдиректора Ивановского, но не подтвердилось.

— Мазин имел доступ к сейфу?

— Естественно, он работал в этой лаборатории.

— А когда он уволился?

— Недели через две после кражи.

— Максим Борисович, а через проходную пронести возможно?

— В сумке, частями…

Ведущего специалиста передо мной уже как бы не было — бегущие мысли застилали зрение. Все складывалось, как в детском конструкторе. Мазин взял платину, по частям вынес, спрятал в подвале. Его убийца о краже узнал из газет и каким-то образом догадался или вычислил Мазина. Надо работать в «Химмаше», откуда платина и откуда текла информация; надо запросить уголовное дело из соседней прокуратуры; надо срочно вызвать Тамару Само-ходчикову…

— Максим Борисович, двадцать килограммов платины на три миллиона долларов… Как же ее продать?

— Только за рубеж, — авторитетно заверил он.

Саша так и не вернулся. Тамара вырвалась из сильных рук Гюнтера около полуночи. Добравшись до дому на метро, она почти всю ночь проплакала. Что же случилось? Ее изнасиловали? Саша ее продал на вечер? Он ее вообще бросил?

Утром она позвонила в больницу и на день отпросилась. Работать не могла. Не выручили и чашки кофе — три или четыре? Она чувствовала, как поднимается давление, но энергия из нее ушла, как из обесточенного прибора.

Тамара бродила по квартире, перекладывала попадавшиеся предметы с места на место. Надо успокоиться. Ей плохо, а кому хорошо? Память стала перебирать подруг и знакомых…

Лучшая подруга Людка вышла замуж за автолюбителя, а в квартире жить нельзя — муж все пространство заполонил запчастями и колесами. Вторая подруга вышла замуж за пьющего ежедневно, но довольна, потому что у мужа, когда он пьян, открываются лучшие качества. А Валерия, из квартиры над ней, решила отомстить всем мужчинам сразу — пошла на панель…

В дверь звонили: короткий-короткий-короткий и один длинный — так работал кнопкой только Саша. Тамара дернулась, бесцельно сбегала на кухню и прошла в переднюю медленным сдержанно-напряженным шагом. Саша влетел, как всегда, сквозняком, готовый тут же вылететь.

— Кофейку дашь?

— Что? — опешила Тамара.

— Башка после вчерашнего гудит, как реактивная труба.

— После вчерашнего?

— А что такое?

— Саш, притворяешься?

— Ни хрена не пойму… Чего цербера спускаешь?

— Ты забыл?

— Чего забыл?

— Как меня оставил немцу…

— А он что, извращенец?

— Изнасиловал меня! Трижды!

— Чего гонишь пургу? Трахнул трижды — нормально.

Александр шутит. Или полубессонная ночь лишила ее здравого восприятия? Или она ослышалась: трижды, нормально?.. Да, не расслышала, потому что Саша невозмутимо подогрел чайник, начав пить кофе как ни в чем не бывало. И она попыталась уточнить, не веря своему собственному вопросу:

— Саша… меня продал на ночь?

— Ты не человек, а геморрой!

— Как же понимать…

— Чего тут понимать? Ты живешь в свободной стране! Это при коммуняках секс зажимали… Ты теперь видела хотя бы один фильм, где бы не кувыркались в постели? Глянь в газеты: кишат объявлениями о секс-услугах. Тебя трахнул немец… Иностранец! Каждая наша девка спит и видит найти мужа за рубежом. Любого: араба, негра, зулуса… Лазурный берег Франции набит под завязку русскими телками. Россия поставляет на Запад не только нефть и «мозги», но и баб…

Саша оставил кофе и расхаживал по комнате, встряхивая руками, словно на пальцах висели капли воды. Бледно-загорелое лицо покраснело — долотистый нос стал походить на свежую морковину.

— Томка, ты не продвинутая телка! Уже виртуальный секс вовсю пошел…

— Саша, а любовь? — перебила она.

— Это «я помню чудное мгновенье»?

— Хотя бы…

— Да? А не хочешь анал за нал? Какое «чудное мгновенье», когда реклама ежедневно показывает прокладки с крылышками?

— Как ты мог отдать меня другому?.. — не принимала она никакой логики.

— Смотрела фильм «Эммануэль»?

— Она же проститутка…

— Ни хрена ты не поняла! Кино про настоящую любовь. Муж отдает Эммануэль другим мужчинам ради того, чтобы она кайфовала от секса по полной программе.

Ее сознание все слышало и со всем соглашалось, а душа трепетала, как рыбка, выброшенная на берег. Тамара сидела опустив голову, словно его логика гнула ее к полу. Душа, рыбка… Это сердце стучало, наполненное кофе вместо крови.

— Саша, но женское счастье…

— Дура! — перебил он. — Оргазм — вот женское счастье.

— А семья?

— Детишек хочешь клонировать? — усмехнулся он так, что ей в кресле стало неудобно сидеть.

— Если семья, то она должна на чем-то держаться.

— Я скажу на чем… Семья держится на сексе и деньгах. Томка, у нас с тобой есть и то и другое. А?

Она кивнула. Александр подошел, положил ладони на ее уши, притянул голову к себе и поцеловал сильно и звонко, как выстрелил. И тут же выдернул из кармана миниатюрные дамские часики фирмы «Ориент», узкие, в ширину перламутрового браслета. Они легли на ее кисть, словно радостно прилипли. Саша улыбнулся:

— Тебе от Гюнтера. Ну как?

— Я проста, как с моста…

Любой нормальный человек стремится к определенности. Кроме нервотрепки, следственная работа меня раздражает как раз своей неопределенностью, когда время утекает меж пальцев. Примерно треть рабочего дня уходит на всякую чепуху, от которой не избавиться.

Ко мне повадилась ходить старушка с жалобой на взрослого внука, таскавшего у нее пенсию на проституток. Часто просили выступить перед студентами, особенно, если по району бродил маньяк. Донимала журналистка из правового издательства, писавшая книгу «Личность следователя». Беспрестанные социологические анкеты… Какая-то делегация юристов из Африки… Какие-то кем-то обиженные люди, ищущие справедливости… И ведь не откажешь.

Вошел смуглый гражданин с лицом, словно его только что обокрали. Думаю, сейчас отправлю к дежурному ГУВД, а он говорит:

— Меня притесняют по национальному признаку.

— А вы кто?

— Цыган.

— И как притесняют?

— Не дают работать в цирке.

Его нужно бы послать к помощнику прокурора, но обвинение серьезное, обвинение политическое. Чего гонять человека? Решил выслушать.

— В каком смысле «не дают работать»?

— Я придумал новую корриду…

— Очень интересно.

— Обычно тореро убивает быка пикой, а я нет.

— И чем же?

— Забиваю его кулаками.

— Кого? — не понял я.

— Быка.

К молодым следователям не сунешься: энергичны, неприступны и заняты. Мое очкасто-рассеянное лицо жалобщиков притягивает. Но время теряется и по причинам объективным. После обиженного ухода цыгана позвонил прокурор и вежливо пригласил к себе. Неужели цыган попал к нему?

Мы с прокурором избегали друг друга. Конечно, проще всего это объяснялось нестыковкой молодости со старостью: ему тридцать, мне пятьдесят. Видимо, мой возраст обязывал прокурора начинать разговор с вежливого предисловия. Но ведь следователя не спросишь о здоровье или о погоде — не дружеская беседа.

— Сергей Георгиевич, как идет разгадывание