— Не парься, у тебя в соседней комнате специалистки по пятнам трут ваши стерильные полы. Зови их сюда, пусть поработают, — хмыкает Ника.

Я улыбаюсь через силу, чувствуя, как привычный мир начинает незаметно трещать по швам.

Глава 4

«Палач и жертва связаны долговой нитью, пока оба помнят вкус крови.»

— из Катехизиса Ordo Simetra

Ева

— Привет, давно проснулась? — голос отца за спиной заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности.

Задумавшись о своем, я не услышала ни хлопка двери, ни приближающихся шагов. Едва не выронив из рук кружку с горячим кофе, резко оборачиваюсь, цепляясь взглядом за ключи от нашей квартиры в папиной ладони.

Муж отдал ему дубликат сразу после нашего переезда сюда, и я понятия не имею, зачем он это сделал. Как не понимаю и того, почему отец не предупреждает о своих визитах и не звонит в домофон, если уже пришел. Причем папа никогда не пользуется своими ключами, когда Саша находится дома.

— Испугал? Прости, — виновато улыбнувшись, он убирает связку в карман. — Проезжал мимо, решил заскочить на кофе, — отец с теплой улыбкой кивает на мою кружку, а я невольно замечаю, что морщинки в уголках его глаз с каждым годом становятся глубже, а некогда густые темные волосы неумолимо редеют и седеют. — Угостишь старика? — с толикой смущения спрашивает он, неловко переминаясь с ноги на ногу.

От него веет утреней прохладой и древесной туалетной водой, которой он не изменяет уже много лет. Я пробовала ему подарить дорогой парфюм, но тот так и стоит нетронутым на полочке в тесной ванной нашей двухкомнатной хрущевки в Выхино. Мы с Сашей много раз предлагали папе переехать в наш район, чтобы не ездить к нам через всю Москву. Да и до офиса строительной компании отсюда ему добираться гораздо ближе, но он уперся.

Некоторые привычки не ржавеют.

Пройдя путь от простого бригадира до владельца собственной фирмы, он так и не научился пользоваться имеющимися благами, которые может себе позволить. Папа никогда не кичился своими достижениями, всегда предпочитал удобство и практичность — роскоши и моде. Автомобиль меняет только когда тот начинает сыпаться, а новую одежду покупает строго по необходимости. Вот и сейчас на нём дорогой, но далеко не дизайнерский костюм и обычные, немного стоптанные кожаные ботинки.

— Пап, мог бы и позвонить, — мягко упрекаю я, снова разворачиваюсь к кофейному аппарату и ставлю туда чистую чашку.

— Боялся разбудить, — прозвучавшее объяснение звучит так же странно, как запасные ключи в его кармане.

— Скажи честно, это Саша попросил тебя приглядывать за мной в свое отсутствие? — внезапное раздражение прорывается наружу, но я не жалею, что задала давно назревающий вопрос.

Почему именно сейчас? Да черт его знает. Наверное, раньше боялась обидеть. Он же столько лет один. После гибели мамы папа так и не встретил женщину, с которой захотел бы построить семью, а я уверена, желающих нашлось бы немало. Папа неплохо сохранился для своих лет. Серьезный, аккуратный, надежный и обеспеченный мужчина. Глядя на него, никогда не скажешь, что он когда-то злоупотреблял алкоголем и не единожды оставался без работы из-за своего пристрастия к бутылке.

Тот пожар изменил многое, оставив не только рубцы на моем теле и жуткие воспоминания…

— Твой муж ни при чем, — прервав ход моих мыслей, отвечает отец. — Это я попросил его дать мне ключи, и он не отказал.

— Зачем?

— Мне так спокойнее, Ева. Я просто хочу быть уверен, что с тобой все в порядке.

На мгновение в кухне становится слишком тихо. Слышен только шелест фильтра в кофемашине и слабый, ровный шум улицы за окном. Машинально добавив в готовый напиток сахар, я забираю кружку и, повернувшись, ставлю на кухонный островок, за которым сидит отец.

— Я давно не ребенок, пап, — тяжело опустившись на стул, напряженно наблюдаю, как он сжимает чашку в ладонях.

— Знаю, знаю, — поспешно кивает он. — Но я никогда не забуду, как ты лежала там… под капельницами и отчаянно сражалась за свою жизнь. И никогда не прощу себя за то, что меня не было рядом, когда начался пожар. Саша еще сам был мальчишкой, но он не растерялся, а я… взрослый мужик, отец… валялся пьяный в сарае. Тебя же поэтому и оставили на ночь, потому что не смогли меня разбудить.

Отец замолкает, глядя на меня с бесконечной виной и раскаянием, которые прорываются каждый раз, когда заходит разговор о той роковой ночи. К счастью, это происходит крайне редко. Мы стараемся не ворошить прошлое, но иногда оно возвращается… липким страхом, запахом гари и стреляющей болью в спине.

— Не мучай себя, пап, — прочистив горло, я протягиваю руку и сжимаю его крупную ладонь. — И не думай о плохом. Я ни в чем тебя не виню. Ты был рядом со мной в больнице и сделал все, что мог.

— Я не сделал ничего, Ева, — ссутулив плечи, горько произносит отец. — Меня могли посадить, если бы не вмешательство Харта. Он замял дело, прежде чем ему дали ход, оплатил твое лечение, помог мне с работой. Если бы не он, все могло бы сложиться намного трагичнее. Для нас обоих.

Прозвучавшая фамилия действует на меня, как удар тока, заставив невольно отпрянуть. Теодор Харт — сводный брат отца моего мужа. Юридически он приходится Саше дядей, но кровного родства между ними нет. После той трагедии именно Харт взял Александра под опеку и стал управляющим его наследством.

Понимаю, что это прозвучит странно, но мы практически не знакомы. Я видела Харта всего дважды. В первый раз — в больнице, где он навестил меня вместе с Сашей, когда я только вышла из комы и с трудом различала окружающую меня реальность. Второй — на нашей свадьбе в Сочи, куда он прилетел на пару часов из Лондона. Я тогда была слишком поглощена собственным счастьем и бурлящими внутри эмоциями, чтобы уделить должное внимание человеку, который, по сути, изменил судьбу сразу двух семей.

Сложно объяснить, почему наше знакомство так и осталось формальным. Его деньги действительно спасли мне жизнь и помогли отцу не сломаться. Для Александра он сделал не меньше. После гибели родителей Харт забрал Сашу к себе в Лондон, дал ему возможность учиться за границей, поддержал первые шаги в профессии. Всё, чего добился мой муж, в какой-то степени и его заслуга тоже.

Мы оба обязаны ему очень многим, но парадокс в том, что я знаю о нём ничтожно мало и не имела