Опять распахнулась входная дверь, ворвались люди! В касках, в защитных комбинезонах, с автоматами Калашникова.

— Всем на пол! — заорали наперебой грозные голоса. — Руки за голову, не шевелиться!

Оторопел Никита Горбунов, с досадой сплюнул, завел руки за голову. Он опускался медленно в отличие от членов своей банды, сохранял достоинство. Подлетел нетерпеливый автоматчик, ударил его прикладом в живот — и от достоинства не осталось и следа. Хлопала глазами Элли, изумленная такой сменой декораций. Группа захвата была многочисленной, как бы даже не подразделение «Альфа», предназначенное для выполнения особо важных миссий. Членов банды заковывали в наручники, пинками выгоняли из помещения. Никита Горбунов уходил последним, стоически сносил тычки и затрещины, презрительно кривился. Напоследок одарил Кравцова выразительным взглядом, дескать, свидимся, приятель. «Все возможно, — подумал Кравцов. — Жизнь — штука непредсказуемая».

Вошел невысокий худощавый мужчина в расстегнутом плаще. Недостаток роста и мышечной массы компенсировал орлиный взгляд. Осмотрелся, ухмыляясь, взял стул, сел — можно подумать, устал.

— Хорошо смотритесь, друзья мои.

— Петр Ильич? — закряхтел Кравцов. — Вас же посадили…

— Охренел, майор? — фыркнул генерал Григорьев. — Кто же меня посадит?

— Вы памятник? — догадался Андрей.

— Сам ты памятник. Присел, поговорили, во всем разобрались. Никогда не участвовал в безнадежных авантюрах. А этот путч именно таковым и являлся. Не понимаю, на что рассчитывали эти ничтожества. Кто же так страну спасает? Будем выяснять, какая крыса на меня накапала. Есть подозрение, что твой дружок Горбунов, — генерал небрежно кивнул на дверной проем, — именно с ним и спелся. Мы даже догадываемся, как его зовут. Поговорим с товарищем — расколется, никуда не денется…

Опустился на корточки боец, ловко открыл наручники остроконечным лезвием ножа. То же самое проделал с наручниками Элли.

— Так вот вы какая, миссис Кларк, — добродушно прогудел Григорьев. — Ну, что ж, добро пожаловать в нашу страну, вам тут очень рады.

Элли Кларк в эту минуту меньше всего походила на продвинутую шпионку. Загадочная улыбка Моны Лизы никак не получалась. Андрей, кряхтя, привстал на корточки.

— Да сиди уж, — разрешил Григорьев. — Уморился, поди. Хочешь все знать, майор? Ты что так улыбаешься?

— Намеренно, товарищ генерал-майор. Начальство любит дурковатых.

— Вот это правильно, — одобрил Григорьев. — Ты мне еще расскажешь, каких вы глупостей натворили с миссис Кларк. Про Горбунова и вашу с ним эпохальную встречу сообщил капитан Шаргин из парижской резидентуры. Позднее то же самое прошло по линии нашей брюссельской организации. И вдруг — интересный же факт? — Горбунов объявляется в Советском Союзе, причем, как персонаж Гоголя, прибывает инкогнито. Решили за ним понаблюдать…

— То есть нас вы использовали как наживку? Миссис Кларк уже собирались отрезать пальцы, а вы…

— Ладно, не драматизируй, — генерал смущенно кашлянул. — Все хорошо, что хорошо кончается. Миссис Кларк нас понимает? А то смотрит такими умными глазами.

Миссис Кларк молчала — и поступала, безусловно, мудро.

— И что сидим, майор? — напомнил Григорьев. — Ничего не хочешь мне отдать?

— Вот и вы туда же, Петр Ильич, — вздохнул Андрей. — Всем от нас нужно одно и то же… — Он подтянул к себе валяющуюся на полу настольную лампу, ногтем открутил на подставке едва закрепленные винты. Круглая подставка внутри оказалась полой. Он извлек дискету с кассетой, передал генералу. Странно, они уже не жгли пальцы.

— Ну что ж, работает шпионская мысль, — одобрил генерал, пряча за пазуху ценные предметы. — Примитивно, но работает. Послужим еще стране, майор, рано нас списывать в утиль. Бакатин вроде настроен серьезно, есть негласное указание сохранить особо ценные кадры у нас и за рубежом — для следующих поколений, так сказать. А то сегодня друзья, а завтра опять чего-нибудь не поделим — и все заново: не трожь мои игрушки, не какай в мой горшок… Вставайте, друзья мои, хватит валяться, будем вас куда-нибудь пристраивать. С вами, миссис Кларк, мы еще разберемся…

— Петр Ильич, извините, что перебиваю, — встрепенулся Андрей. — Позвольте мне самому разобраться с миссис Кларк? Сделаю это четко и профессионально.

Эпилог

Мелкая волна плавно накатывалась на берег, шипела, отступала. Гасли краски дня, поблескивала галька в лучах закатного солнца, искрилась вода. Бегали дети из конца в конец огороженного пляжа, покрикивали их родители. Отдыхающие валялись на тряпках, нежились в последних на сегодняшний день лучах солнца. Живописные булыжники обрамляли зону отдыха. Наверх, к белоснежному зданию ведомственного санатория, поднималась каменная лестница со львами. Санаторий красиво оттеняли деревья — причудливые эндемики. Конец сентября, а они и не думали желтеть. За зданием, ближе к горам, пряталась можжевеловая аллея — ходили легенды, что ежедневные прогулки по ней избавляют от всех болезней.

Кравцов в одних плавках сидел на камне в стороне, наслаждался погодой. Бархатный сезон подходил к концу, но дни были теплые, ласковые. Вода в море охладела, но самые отчаянные еще купались. На горизонте белел парус одинокий. Из-за горы Медведь, за которой находился знаменитый пионерский лагерь «Артек», показался прогулочный теплоход, неспешно бороздивший спокойные воды. Казалось, в мире все спокойно, безмятежно. Но месяц назад Верховный Совет Украинской ССР принял акт провозглашения независимости Украины. Меняли флаги на желто-голубые, приостановили деятельность компартии Украины. Ожидался всенародный референдум, но это чистая формальность. Недобитые западенцы пробирались во властные структуры, начинали наводить свои порядки. С РСФСР пока не ссорились, выжидали. Но все громче раздавались голоса о советском империализме, великорусском шовинизме. Что странно, Крым оказался украинской территорией, о чем прежде не задумывались. Никита Хрущев в 53-м году постарался. Это становилось проблемой. Но пока все было спокойно, по крайней мере на ведомственные заведения, состоящие под охраной, никто не покушался. Но от мании преследования Кравцов так и не отделался. Иногда казалось, что за ними следят, немела спина, он выискивал взглядом подозрительных людей. В устранении его и Элли больше не было смысла, но это чувство всегда было рядом, портило жизнь. И даже в охраняемой зоне порой накатывало…

Он потянулся к сигаретам, лежащим в шортах, но курить передумал. По лестнице спускалась женщина. Андрей залюбовался, улыбка непроизвольно растянулась от уха до уха. Элли была обворожительна, и раздельный купальник ей шел, как никому другому. Стройная, в легкой прозрачной накидке, которую приобрели в коммерческом магазине за бешеные деньги. Элли сдержанно улыбалась, помахивала пляжной сумкой. Крупная масса воды по-прежнему внушала ей недоверие, но она над этим работала. Как и над русским языком — который,