— Это что за остановка?

Кравцов засмеялся. «А с причала говорят: это город Ленинград».

— Все кончилось, Элли. — Он сел рядом, обнял ее. — Мы доплыли, ты сделала это…

Она зашмыгала носом, положила голову ему на плечо. Потом вскочила, засуетилась, стала собираться, бормоча, что больше ни на минуту здесь не задержится! Уже темнело, местное время — начало девятого.

Город на Неве встречал ободранным причалом, теми же таможенниками — на этот раз советскими. Плыли низкие тучи, в воздухе висела плотная изморось. Члены команды грудились у бортов, живо общались с кем-то на причале. Состояние было — как после демобилизации из рядов вооруженных сил. То есть приподнятое, с элементами эйфории. Немного растерянности — как тут жить, что делать? Команда спускаться не поступала. Поднялись несколько человек, в их числе двое в кепках, в длинных непромокаемых плащах. Их лица едва вырисовывались в полумраке. Оживился старпом, словно понял, кто это такие. Обменялся с прибывшими парой фраз, стал энергично жестикулировать.

— Здравствуйте, — сказал один из мужчин, показывая удостоверение в свете судового фонаря. — Полагаю, мы за вами. Пойдемте.

Они не спрашивали, как самочувствие, как доплыли — для них это не имело значения. Лишняя информация. Вчетвером спустились по трапу, никто не препятствовал. На причале поджидал микроавтобус. Снова микроавтобус! На этот раз советский — «РАФ» Рижского автозавода.

— Садитесь, — сухо сказал мужчина. — Располагайтесь удобнее, ехать долго. Постарайтесь обойтись без вопросов и просьб. Мы просто выполняем возложенную на нас работу. На задних сиденьях есть напитки и что-то из хлебобулочных изделий. Понадобится выйти — предупреждайте заранее.

— Предупреждаю, — робко прошептала Элли. — Заранее…

Могло показаться, что мужчина улыбнулся.

— Хорошо, на выезде из города остановимся на автостанции, там есть туалеты. Не расходиться, беспрекословно слушаться. Вас это тоже касается, товарищ майор…

Красоты города им не показали — даже закованную в гранитные берега Неву. Везли окольными маршрутами — подворотнями, индустриальными зонами. Элли поглядывала из-за шторки на новый мир, полный ужасов и опасностей. Остановка на автостанции была короткой, сопровождающие поторапливали. Складывалось ощущение, что они чего-то боялись. Даже в собственной стране не удавалось расслабиться. Простиралась загородная трасса. «Компас» в голове подсказывал, что везут на юг или юго-восток. Сопровождающие не разговаривали. В салоне властвовал полумрак. В кармане за сиденьем обнаружились булочки, пачка печенья, вода и даже две бутылочки колы. Элли шуршала обертками, булькала жидкость. Впервые за много дней ее не тошнило, почему бы не подкрепиться? Сотрудники Комитета глухо переговаривались между собой. По итогам переговоров «РАФ» свернул с дороги, проехал через поселок и вывернул на параллельную трассу. Машину затрясло. «Эх, родимые ухабы! — взвыл в голове новомодный представитель так называемого русского рока. — За окном весь мир в пыли! Там оранжевые бабы забивают костыли!»[6] Снова начались переговоры, в результате микроавтобус вернулся на ровную дорогу. Начали слипаться глаза…

Несколько раз он приходил в себя и снова погружался в сон. Ехали в ночь, по еле освещенной дороге, объезжали крупные населенные пункты. Зацепили краем один из городков, проплыла за окном спящая барахолка. Горы мусора, бродячие собаки, лотки и вагончики, убегающие в бесконечность. Правительство Павлова со своими экспериментами погрузило население в беспросветную нищету. Сбережения обесценились кратно, купить по-прежнему было нечего. Кооперативы производили что угодно, кроме товаров первой необходимости. Барахолки стали основными торговыми площадками. На них продавали китайский ширпотреб, некачественные игрушки и товары для быта, парфюмерию, разливаемую азиатскими и польскими «подпольщиками»…

Когда он очнулся в очередной раз, стояли у опушки, на окраине небольшого населенного пункта. Элли посапывала. Две тени мялись за бортом, один говорил в рацию. Андрей вышел из машины, чтобы покурить, — возражений не последовало…

Потеряли на опушке кучу времени. Кто-то не давал «добро»? То самое дитя без глаза у семи нянек? Когда опять продрал глаза, стало как-то светлее. Неужели ночь прошла? Элли безмятежно спала — дорвалась. Окружающая местность смутно напоминала Подмосковье. На колдобистой дороге не было указателей. Микроавтобус бороздил проселок вдоль опушки, защитная сетка попала в поле зрения. Режимный объект? В стране их как грязи. На всех широтах и меридианах. Едешь, наслаждаешься природой — и вдруг бац, забор, колючка, и охранник с собакой злобно на тебя смотрят…

Огороженная зона осталась за кадром. Проехали по мостику над ручейком. Возник поселок, самый обычный, только растянутый. Дома в полтора этажа, где-то в два, много зелени, еловая аллея, непроницаемые заборы. Нужный участок находился на краю поселка, вблизи елового леса. Добротное бревенчатое строение, балкон на мансарде. Ограда в отличие от прочих была кирпичная. Здание каким-то странным образом напоминало отстоящую от мира ведомственную гостиницу.

— Держите, — сопровождающий протянул связку ключей. — Здесь от дома, от калитки — разберетесь. Все работает — вода, туалет, электричество. В холодильнике должны быть продукты. С территории — не выходить.

— И это все? — удивился Кравцов. — Больше ничего не скажете?

— Мы выполняем свою работу, — повторил сопровождающий. — Вас доставили — это все. Позднее с вами свяжутся. Больше сказать нечего.

Простились сухо — кивками. «РАФ» убыл восвояси. Территорию вокруг дома изрядно запустили. Трава по колено, покосившаяся беседка. В доме было лучше — добротная дверь с добротным замком, чистые комнаты, обитые деревянными панелями, вполне современная кухонная зона. На второй этаж вела качественно сбитая лестница. Андрей заглянул в помещения. Подобие гостиной, спальня, наверху — еще одна. Деревянные кровати, шкафы, маленький телевизор. В интерьере преобладал так нелюбимый им лубочный стиль. Когда Кравцов вернулся, Элли проводила ревизию холодильника — видимо, проголодалась.

— Это что? — показала она картонную пачку.

— Ничего, — помотал головой Кравцов. — Это не предмет гордости нашей страны. Называются пельменями, но имеют к ним такое же отношение, как демократия — к справедливому мироустройству. Положи где взяла и больше не вытаскивай.

— А что неправильно с демократией? — задумалась Элли, закрывая морозилку.

— Я тебе потом расскажу. Голову бы оторвать тому, кто ее придумал. Знаешь, что однажды выдал Платон? Или Аристотель, точно не помню. «У каждого гражданина в демократическом государстве должно быть не меньше трех рабов».

Элли поперхнулась, замахала рукой.

— Да иди ты…

Они не знали, что будет дальше. Но здесь и сейчас было хорошо. После ужасов недельного плавания, многочасовой автомобильной поездки…

Шипели котлеты на сковородке — пусть магазинные, но только не эти пельмени «с мышатами». В навесном шкафу нашлись полпачки чая — та самая «пыль грузинских дорог». Пытался что-то показывать телевизор. Мыл посуду снова