— Здесь так красиво, — прошептала Элли. — Так похоже на Канаду…

Только все же не Канада. Кравцов обнял ее, повернул к себе, чтобы поцеловать. Стыдно признаться, но душа просила тела. Элли подставила губы для поцелуя, зажмурилась. Закружилась голова. Не отрываясь друг от друга, они начали движение в сторону кровати, до которой было два метра…

Остаток вечера им было чем заняться. Иногда спускались вниз, что-то жевали. Андрей извлек из шкафа банку клубничного варенья — а это здесь откуда? — открыл, попробовал. Ели ложками, с сухарями из белого хлеба, которые отыскались в том же шкафу. «Странно, — заявила впоследствии Элли, — еда была как у бродяг, но вкусно». Никто не приходил и не приезжал — ни с похвалой, ни с наручниками. Пока это не сильно беспокоило. Наутро Кравцов сделал потрясающее открытие: ему хотелось бы и дальше просыпаться с этой женщиной. И она смотрела на майора с глубокой задумчивостью. Это было глупо, неправильно, но так сошлись звезды. До обеда валялись в постели, потом Кравцов сварил суп с фрикадельками, что закончилось для Элли очередным культурным шоком. После обеда опять валялись.

— Мы так много времени проводим в постели, — удивлялась Элли. — Почему, интересно?

— Потому что наши чувства передаются половым путем, — отшучивался Кравцов.

Придумать что-то на ужин было труднее, но он придумал. Никто по-прежнему не появлялся. Наступил вечер, включили свет, задернули шторы.

— Если завтра никто не появится, сделаем вылазку в поселок, — сообщил Кравцов, заканчивая мыть посуду. — Попытаемся что-нибудь приобрести у сельских граждан. Пойду покурю на крыльцо. — Он сунул ноги в ботинки, вышел в прихожую и повернул собачку замка.

По двери долбанули с такой силой, что он отлетел, получив в подбородок! В дом ворвались несколько человек. Кравцов пытался подняться, но получил опять в подбородок — теперь ботинком, уронил голову. Боль была адской. Завизжала Элли, сидящая за столом, вскочила. Ее хотели схватить, она отбила протянутую руку, швырнула тарелку в наступающего противника — причем швырнула грамотно — посудина ударила ребром о переносицу. Агрессор ахнул, схватился за голову. Но далеко Элли не убежала. Второй оказался ловчее, схватился за столешницу, стремительно протащил ее вперед, и девушку пригвоздило к стене. Она вскричала от боли в животе, тут же получила в ухо, ее выволокли из-за стола и бросили на пол. Андрей видел это смутно, пелена стояла перед глазами. Подниматься было глупо — снова получит. Над ним кто-то нагнулся, оскалился, всматриваясь в затуманенные глаза. Он ударил кулаком в глаз, ничто не мешало. Субъект отпрянул, повалился на пол вместе с табуретом, грязно выругался. Простить такое не могли. Удар по голове был мощный, практически выбил дух…

Их выволокли на середину комнаты, связали руки. Кравцов сопротивлялся, пытался зарядить кому-то ногой, но только зря расходовал энергию. Вдобавок получил ногой по бедру. Боль была — аж до слез. Он приподнялся, опираясь на локоть, стал всматриваться сквозь муть в глазах. Рядом извивалась и плевалась Элли, ее тоже связали.

— Ну все, хватит, — прозвучал знакомый голос. Человек взял стул, водрузил его над майором и уселся, сложив локти на спинку.

— Привет, Андрюха! — вскричал Никита Горбунов. — Кореш ты мой закадычный! Как долго же мы с тобой не виделись!

Зрение возвращалось. Но жутко трещала голова. На него смотрела и ухмылялась ненавистная физиономия бывшего товарища. Наконец-то добился своего реванша, выследил!

— Твою-то мать, Никита… — прокряхтел Кравцов. — Вот только тебя, придурок, не хватало…

— Сам дурак, — не остался в долгу Горбунов. — А разве не так, приятель? — Он хищно засмеялся. — Где сейчас ты и где я?

— Почему ты его тогда в мотеле не убил? — простонала Элли. — И не было бы всего этого…

— Кстати, миссис Кларк права, — неожиданно согласился Никита. — Добей ты меня тогда — и сейчас бы радовался жизни. Имел полное моральное право это сделать. А знаешь, почему не сделал? Потому что ты дурак моральный, вот почему. Благородным хочешь казаться, справедливым и честным. А сейчас это немодно, уяснил? Другие категории в чести. Кратко говоря, хочешь жить, умей вертеться. Ну, ладно, дети мои, все это хорошо, но ты знаешь, зачем я пришел. Гони, короче, что должен. А мы, так и быть, не будем вас пытать и наносить побои. Живыми отпустим, веришь?

Верилось с трудом. Фигуры остальных присутствующих выплывали из тумана. Лица серьезные, кулаки — убедительные. Не полковники с майорами, это понятно, но люди явно при исполнении и с корками. С другими Горбунов не связался бы.

— Ты о чем, Никита? — прохрипел Кравцов.

— Ну, давай Незнайку изображать, — посетовал коллега. — Последняя попытка, дружище, полминуты, время пошло.

Секунды отсчитывали время. Никита вздохнул, слез со стула и ударил кулаком в живот Кравцова. Искры посыпались из глаз, дыхание перехватило.

— Не помогло? — осведомился Горбунов, всматриваясь в лицо товарища. — Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Парни, обыщите тут все кругом. Примерно знаете, что искать.

Подручные безропотно взялись за работу. Прощупали мебель, заглянули во все шкафы, перетрясли рюкзачки. Выдвигали ящики стола. Закачалась и повалилась на пол настольная лампа, едва не огрев Андрея по голове.

— Б-5, убит, — хохотнул Никита. — Не надумал еще сознаться, Андрей Батькович?

Кравцов молчал. Гостиную обшарили, переместились на кухню, в пустую спальню. Один из подручных поднялся наверх.

— Может, огород перекопаете? — предложил Андрей.

— Смешно, — согласился Никита. — Это из какого-то старого анекдота, да?

Он терпеливо ждал, пока сообщники закончат работу.

— На кого ишачишь, Никита? — спросил Кравцов.

— Ага, так я тебе и сказал…

— А чего боишься-то?

— В самом деле. — Никита задумался. — Чего мне бояться? Персона важная, в нашей иерархии занимает одно из ведущих мест. Как догадываешься, это наш человек, советский. Просто деньжата у него завалялись, а еще миром хочет править. Но это же нормальное желание, согласен? Я пока повременю называть его фамилию, ты уж не обижайся. Да и парням моим про него лучше не знать.

«Парни» возвращались в пустыми руками. Все собрались. Они вели себя сдержанно — не какие-нибудь нервные урки. Андрей скосил глаза. Элли молитвенно смотрела в потолок.

— Ну, понятно, — заключил Никита. — Ух, как я зол… Но ничего страшного, Андрюха, переходим ко второй части нашего балета.