Поведение за всё время у него было адекватное – на меня не бросался, на просьбы реагировал, – поэтому я предложил этому Эрику работу под моим командованием. В окрестностях мутанта на работу вряд ли возьмут. На юге за пустыней есть Данбург, мой родной город-гетто, но он слишком далеко, да и не буду я родным и друзьям подсовывать такой сомнительный подарочек. Сам за ним пригляжу. В нашем военном городишке за политкорректностью следят, так что проблем быть не должно.

По армейским каналам и утерянные документы будет проще восстановить. В качестве фамилии я предложил парню вариант «Смит» – обычная, не привлекает внимания, – и он согласился с ней так же равнодушно, как и с предложением работать в армии.

Оставался последний пункт – после приземления незаметно вытащить Эрика с корабля. Ну, тут уж я продемонстрировал своей любезной медичке всё, на что способен, и, пока она, распластавшись по койке, пыталась отдышаться, выдал ультиматум: или она помогает мне выгрузить Эрика под видом мешка с медматериалами, или наши с ней «запретные отношения» могут случайно выплыть наружу – а для столичных это более чувствительно, моему-то начальству будет плевать на подобное. Медичка закатила глаза, как-то без особых эмоций сказала, что я сволочь и можно было обойтись без этого, однако помочь согласилась.

Так что, когда я направился в родную войсковую часть 37115 города Рангар-5, Эрик Смит поехал со мной.

4.

Приехали мы очень удачно – первого мая. Выходной, весенний бал, все заняты, никто не будет доколёбываться.

К моему удивлению, я обнаружил, что соскучился по нашей части. Всего-то несколько месяцев поболтался на корабле, а ощущение такое, будто год дома не был.

Закинул Эрика в общую спальню – здесь предсказуемо было пусто, все на празднике, – а сам рванул в свой кабинет. Остановился на пороге, принялся разглядывать всё, будто впервые: солидный дубовый стол по центру, слева окно, справа застеклённые шкафы с папками. Принюхался к родному запаху. Запылился без меня, бедненький… То есть понятно, что тут убирали, да и Главный наверняка шарился за какими-нибудь бумажками, а то и коньячку втихаря бахнуть в рабочее время – у меня как раз для него стоят две бутылки… Блин, то есть до отъезда стояли, а теперь исчезли.

Ну, всё равно, пустовал тут без меня, сиротка, надо поскорее заново обживать. Я, конечно, сразу приказал лейтенанту Фрэнку протереть пыль со шкафов. А он, конечно, щёлкнул каблуками – вот это он умеет – молодецки гаркнул своё фирменное «Будь сделано!» и уселся за свой стол в приёмной. Ну да, конечно, пошёл я нахер.

От злости мне сразу зубы свело и приятную ностальгию как ветром сдуло, зато вспомнилось всё раздражающее, что есть в части. Например, снова нужно душный «намордник» носить, а я уже отвык. Все ж вокруг такие впечатлительные и нервные! Если увидят мой острозубый оскал, то энурез заработают со страху! Пока мы летали, с этим было проще: в этих командировках многие меня уже знают, да и катаются туда в основном люди адекватные, им важен результат, а не моя внешность, поэтому там я маску носил через раз, а под конец уже и вовсе «забывал» надеть.

Но теперь я вернулся. Прощайте, ответственные и собранные бойцы, я буду по вам скучать. Теперь снова – прятать зубы, спиливать ногти и нянчиться с подчинёнными в количестве пятидесяти охламонов, включая лейтенанта Фрэнка, с которым на Земле нужно помягче разговаривать, а то нажалуется дяде, а тот побежит к Главному выяснять, почему злой мутант-начальник его племянничка обижает, будет ор на весь двор… Короче, на задании, поглубже в космосе, помощника ещё можно гонять, а в части – изволь его в задницу целовать и упрашивать хоть какую-нибудь работу сделать.

Через час я наконец-то закончил заявку на восстановление документов Эрику Смиту, отправил, вышел в приёмную за кофе – а лейтенанта и вовсе нет. Испарился, будто и не было его тут никогда. Нет, я понимаю, что сегодня праздник, но мог бы отпроситься по-человечески, а не линять втихаря. Забавно, когда я стоял, помешивая кофе, и мрачно обозревал пустую приёмную, в голове всплыла фраза из того фильма: «Я вижу мёртвых людей». А что, если на самом деле никакого Йоргена Фрэнка не существует? Что, если это призрак, преследующий меня за какие-то неведомые грехи? Это объяснило бы, почему он ничего не делает, только мозолит глаза своей мордой. Нужно понаблюдать, видит ли его кто-нибудь ещё, кроме меня.

Ладно, хрен с ним всем, я тоже больше работать не буду. И в самом деле выходной. Схожу в хозотдел за новым кителем, перекантуюсь пару часов – и на бал. Весна, девочки, все дела… При мысли о предстоящих развлечениях я облизнулся, залпом допил кофе и, закрыв кабинет, направился к лестнице вниз.

Однако в коридоре столкнулся с парторгом. Блин, а я-то надеялся хотя бы сегодня скрыться от сослуживцев и разговоров про дела.

Но нет. Капитан-майор Новак во мне души не чает и при каждой встрече так и норовит завести приятельский разговор. Во-первых, я – тот самый «политкорректный элемент», про который пишут в закрытых штабных инструкциях и за который платят надбавку и Главному, и парторгу.

Во-вторых, я хожу почти на все «проповеди» Новака: сажусь в первом ряду, прилежно слушаю и в специальный блокнотик конспектирую. Подаю, так сказать, пример своему подразделению – им я тоже регулярно напоминаю, чтоб ходили. Понятно, что все эти лекции про историю нашей части и высокий моральный облик современного бойца не больно-то кому нужны, однако это его работа. Будет низкая посещаемость партсобраний – из штаба всем по башке настучат. Ну, вот я и изображаю активность: хлопаю, вопросы задаю. По дороге в четвёртый корпус на собрание прихватываю всех своих, кого увижу, и мои парни отлично знают, что вечером вторника нужно прятаться где угодно, лишь бы не попасться мне на глаза. Бывали случаи, что мои бойцы, увидев меня навстречу, и в кусты прыгали – но я ж двухметровый мутант, я вполне способен их оттуда достать и препроводить куда нужно.

В общем, Новак обожает меня настолько, что даже жмёт руку, не обращая внимания на мутантские ногти, – собственно, кроме него и Главного я никому больше руку и не подаю, чтобы не смущать.

Вот и сейчас: парторг воссиял улыбкой и принялся любоваться на меня снизу вверх с таким умилением, будто я – вовсе не я, а прелестная девица с косой до