Ей было тяжело говорить это. Слова приходилось выдавливать из горла, заставлять их ползти наружу. На самом деле ей не хотелось расставаться с ним. Вместо этого хотелось видеть его улыбку, чувствовать его запах. Чувствовать… его. Но это нужно было сказать, необходимо, даже если через боль. Потому что вечность так продолжаться не может. Начинало казаться, что он все сильнее и больше пытался её переделать под себя, сделать тем человеком, каким Элс вообще не являлась. Тянуть чью-то роль какое-то время можно, но разве это не жизнь, которая обречет на страдания?

Поэтому, через боль, она говорила это. Хотя его руки казались теплыми, а прекрасный, свежий букет грел самолюбие. Грел… душу.

— Что ты такое говоришь? — В голосе мелькнуло напряжение. — С чего ты взяла, что наши вкусы не схожи? Тебе ведь, в итоге, понравилась твоя новая прическа, она тебе чертовски идет. А по поводу интимных стрижек… я погорячился, да, но это просто пожелание, не более того. Если у тебя есть ко мне какие-то пожелания, я тоже их с удовольствием выслушаю.

Она горько выдохнула. У Элс было одно пожелание, но оно оказалось слишком «грязным», чтобы его исполнять.

— Пока не знаю. — Соврала она, печально глядя на стол. — Нужно подумать.

— Подумай, мне не хочется, чтобы из-за какой-то мелочной ссоры ты думала о разрыве. В конце концов… я люблю тебя.

Одри дернулась и раскрыла глаза, услышав эти слова. «Люблю»? Он… её любит?

— Если честно. — Голос дрожал. — Если честно, я тебя тоже люблю. Но мне, почему-то, кажется, что все идет куда-то не туда. Меня тревожит, каким резким ты иногда можешь быть. Тревожит и пугает.

— Я думаю, это просто накопилась усталость. — Спокойно произнес Ротман, внимательно глядя на профиль секретарши. — Просто усталость. После визита генерального нам всем станет легче.

— Иногда я думаю, что дело не в работе. — Элс проглотила ком. — Я не знаю, как объяснить, я…

— Давай не будем больше. — Мужчина прикрыл глаза. — Скажи, ты сомневаешься в моей надежности, так ведь?

— Не то что бы, скорее…

— Тогда, может, просто поженимся? — Он чуть склонил голову набок, и стекла очков жутко блеснули под пасмурным светом. — Я уверен в своих чувствах. Давай поженимся, почему нет?

— Ты это сейчас серьезно? — Ноги подкашивались, темнело перед глазами.

— Совершенно. — Внимательный взгляд приобретал странное выражение. — А что? Выходи за меня замуж, Одри.

* * *

*Роттен (агл. Rotten) — гнилой, испорченный, прогнивший.

Пластмассовая невеста

— Нет-нет, ты мне все еще нравишься. — Он чуть прищурил глаза. — Очень. Просто у меня есть некоторые предпочтения, за которые ты можешь меня осудить, поэтому я не рисковал говорить о них вслух.

— Что за предпочтения? — Одними губами спросила Одри, ощущая как по спине полз колючий холод.

— Как ты относишься к… некоторому принуждению? — Зрачки странно блеснули в темноте. — К легкой боли?

— Я… — Она тяжело выдохнула, уставившись вниз. Нэд любит принуждать? — Я не знаю, никогда не пробовала.

— А хочешь попробовать? — Тяжелая ухмылка становилась все шире. — Мне было бы приятно, если бы ты для меня это сделала. Зачастую, люди смотрят на меня косо из-за моих пристрастий. — Его темные зрачки притягивали, как магнит, и девушка не могла отвести взгляда. Он что-то достал из ящика стола. — Попробуй. Просто попробуй, и, если не понравится, ты всегда можешь отказаться.

— Что я должна буду делать? — Голос становился хриплым. — Что теперь… входит в мои обязанности?

— Надень это. — Мужчина положил на стол золотую цепочку со странным кулоном. — Теперь я — твой хозяин. Я буду распоряжаться тобой, твоим телом, и твоей душой. Ты мне доверяешь? Хочешь быть… моей?

Она закусила губу. Тяжело выдохнула, уставившись на стол.

— Я… готова попробовать.

— Умница. — Нэд оскалился. — С этого дня у нас все будет иначе.

Она резко раскрыла глаза, видя перед собой лишь темную комнату и черные очертания спальной мебели. На лбу выступила испарина, дыхание никак не приходило в норму.

Сон? Или же нет? Нет, Одри хорошо помнила ту ночь, когда он назвался её хозяином. Когда она впервые посмотрела на себя в зеркало, увидев там самое непристойное на свете черное кружевное белье, собачий ошейник и тонкую, но до боли прочную веревку на своих руках. Словно сбежавшая из БДСМ-клуба, или… новенькая там.

Она не совсем понимала значение слова «хозяин». Хозяин есть у вещей. У животных, собак или кошек. Есть у… некоторых сабмиссивов в тематических играх. Так… кто она? Внезапный для себя же нижний одного скрытного доминанта, или же… собака?

Сперва это даже нравилось. Это что-то новое, неизведанное и страстное. Нравилось, ровно до момента, пока на шею не накинули шнур, а лицо не уткнули глубоко в подушку.

А затем боль. Жестокая, разрывающая, без сил закричать или даже сделать вдох. Но ему так нравилось. Поэтому она помнила, как сжимала зубы и губы, повторяя себе, что это только один раз. Что… её «хозяин» ушел в отрыв, завтра он будет привычно более добрым и нежным, даже если напористым. Только вот «завтра» так и не наступило. Он любил жгуты. Ремни. Любил заставлять, сжимать в руке подбородок и жутко улыбаться, а потом кивать и идти в душ. Чем дальше заходили эти отношения, тем сложнее получалось терпеть секс с этим мужчиной. Хотя сперва он просто казался жестче, чем другие. Хозяин.

«Я подумаю» — сказала она, глядя на десятки роз на своем столе, затем никак не могла прийти в норму. Нэд спокойно сказал, что у нее еще есть время. Что, когда она решиться, можно неспешно готовить свадьбу. С одной стороны, это был самый красивый, умный, успешный, самый лучший мужчина в её жизни.

Который ночами оборачивался в монстра. В насильника, затем утром вел себя, как обычно. Только вот, потом эти ночные взгляды стали прослеживаться среди дня. Совсем не страстные, холодные, жестокие и пустые.

«Я люблю тебя»