За мной стоял Степка. Приятель, с которым мы часто играли в детстве, но, когда стали постарше, наши компании разошлись. Он был на год меня помладше. Но, так же как и многие, считал себя старше меня, потому что ушел после седьмого класса работать на местной лесопилке. Сейчас я уже стоял к нему лицом и заметил, что он все так же невысок ростом, но уже с папиросой в зубах. Не знаю почему, но это выглядело как-то нелепо. Все же он был слишком юн лицом, и папироса в его зубах смотрелась до глупого неуместно.

– Ну что? Ходил на поиски бабушки?

– Да, вчера ходил. Сегодня уже не ходил.

– Боишься?

– С чего ты взял?

– Да ладно, я смеяться не буду, понимаю ведь, я маленьким был – тоже боялся.

– Ну вот что ты несешь, а?

– Да не дуйся, не дуйся. Бояться этого не надо.

– Да тебе ведь человеческим языком говорят, что не боюсь.

– А чего тогда не пошел на поиски?

– Ты на собрании был или ворон считал?

– Ну, положим, что они говорят – это одно, а вот я бы…

– Что бы ты?

– Я бы уже давно сам бы в лес ушел и с бабушкой вернулся бы.

– Ну да. Взрослые охотники найти не могут, а он бы нашел.

– Да, нашел бы, спорим?

– А что спорить-то? Можно подумать, что спор как-то проверить можно.

– Боишься спора, это правильно, нечего спорить, когда знаешь, что неправ.

– Слушай, утомляешь сильно.

– Ой, вы посмотрите, какие важные, сами из Ленинграда, а в лес ходить боимся.

– Зато языком не чешем почем зря.

– Это кто это языком-то чешет?

– Да есть один тут, о храбрости своей сидя на печи рассказывает.

– Это я на печи сижу? Да я, между прочим, со Смирновым в лес ходил, в саму Темную гриву, на могилу небесную смотреть.

– На что?

– А-а-а… Не знаешь? Ну еще бы, я-то маленький был, дак тоже не знал.

– Ну, давай уже, не тяни.

– Не знаю уж, о таком рано тебе еще рассказывать. Мал еще.

– Знаешь, что, Степ, ты либо рассказывай, либо вали отсюда к едреной матери и на глаза мне не попадайся.

– Чего хамишь?

– Вали, сказал, и летом ко мне не заходи, раз сильно взрослый стал, шатайся с теми, кто тебя терпит.

– Да ладно, Ромка, расскажу я тебе, вижу, достаточно ты взрослый.

Я остановился, всем видом показывая, что не очень-то ему верю и, вообще, мне уже давно пора, так что у него есть всего пара секунд, чтобы меня заинтересовать. Хотя внутри у меня все буквально замерло в ожидании его истории о каких-то там небесных могилах в Темной гриве. Место было известным, про него говорили, что там давно никто не живет, а может, никогда и не жил. Всякие колдуны и ведьмы, по рассказам, которые я слышал в детстве, туда ходили исключительно по своим темным делам, во всех остальных случаях стараясь держаться от этих мест подальше. Много я разных баек слышал об этих местах, одна страшнее другой, и о том, что там сгинуть проще, чем на Либежгоре, но вот про могилы какие-то – никогда. Тем временем Степка медленно подносил горящую спичку к папироске. Прикурив и деловито прищурив правый глаз, он продолжил:

– Мне еще месяц назад Серега сказал, что они туда случайно ушли, за лисичками. А там, в самой глуши за болотами, где эти два здоровенных бугра страшных поднимаются…

– Да, слышал про них!

– Вот за ними-то все там такое холмистое… И камни большие всякие… Там-то они и увидели…

– Что увидели?

– Гроб на палках.

– Что?

– Гроб на палках, высоко-высоко так стоит.

– Да городишь, страшилка какая-то.

– Мал еще, чтоб понимать такое.

– Мал… Давай дальше выкладывай.

– Они сначала сами-то не поняли, что гроб, подумали – что такое меж елей, хотели забраться посмотреть…

– Ну и что? Забрались?

– Да нет…

– Испугались?

– Да сам ты… Там действительно так… Не очень-то приятно… Но никто не испугался, просто все старое… Непонятно, как эти палки вообще стоят, прогнившие.

– Старое?

– Ну да, трухлявые палки-то все.

– Что за палки-то?

– Да на которых гроб стоит, черенки осиновые вроде, высокие очень.

– А зачем он там стоит, гроб-то? Бред какой-то!

– Да не бред, это колдовская могила!

– Чего?

– Дядя Коля так сказал, он говорил, у тех, кто с осиновских и всяких вот хуторов болотных, кто одни сами по себе жили, они потом умирали, и осиновские их так хоронили. На черенках осиновых и в небо, чтобы земли не касались.

– Зачем?

– А кто его знает, Серега сам тогда опешил. Это, говорит, неизвестные науке еще старообрядческие захоронения.

– Старообрядческие?

– Ну да, доцерковные, наверное, ведь при церквях так нельзя было, всех в землю, по-людски.

– Вот это да!

– Да, а дядя Коля ему и сказал, это колдовские, они так особо опасных и злых колдунов хоронили, и могилы такие трогать нельзя.

– Почему это?

– Потому что, говорит, сила там плохая очень, такой гроб сам исчезнет потом.

– Куда исчезнет?

– А кто его знает?

– А что значит – трогать нельзя? Какая там еще сила?

– Ну, плохая, говорят, что ее все сторонятся, и чтобы силу ту не взять, так колдуна злого и хоронили.

– Да бред какой-то, не верю я.

– Да вот я тоже не верил, но сам потом ходил, там и вправду страшно, и могила та стоит.

– И как?

– Ну, взаправду испытание для смелых. Я вот прошел, но тебе не советовал бы.

– Давай по существу, что там – правда, гроб стоит?

– Ну да, по очертаниям немного необычный, но гроб, это точно.

– А чем именно необычный?

– Ну, форма немного не такая.

– Какая не такая?

– Ну, такая, кривая какая-то.

– И тоже прямо так, на столбах?

– Ну, на черенках, говорю ж. Дядя Коля говорит, это небесная могила, так чухарь ему один рассказывал.

– Кто?

– Чухарь.

– А кто это?

– Ну что, не знаешь, что ли?

– Нет, а кто это?

– Да я сам не знаю, не важно. Они когда-то вместе с дядей Колей работали и на целое кладбище таких нарвались.

– Кладбище?

– Ну да, там некоторые разваленные, некоторые на земле, а некоторые так прямо в воздухе и висят.

– И что же?

– Ну, он ему и сказал, что лес пилить в таких местах нельзя, это кладбище, где колдунов хоронят с их силой.

– Колдунов, говоришь?

– Да, их оттого в землю не роют, чтоб закрыть в месте одном, пока сила не уйдет.

– Это все дядя Коля сказал?

– Да, а ему это чухарь сказал, у них, говорит,