Мы начали собираться. Пока все одевались и обувались, никто и словом не обмолвился при мне о разговоре, который только что был. А мне было стыдно и неудобно расспрашивать. Но внутри зудела какая-то неприятная обида. Почему они так старательно избегают разговоров на эту тему при мне? Неужели я все еще слишком мал для них? Большинство моих ровесников уже работало на заводах, закончив положенные семь-восемь классов, а я решил остаться до десятого класса, чтобы пойти учиться в институт. Видимо, тот факт, что я все еще школьник, делал в их глазах меня несколько моложе всех моих сверстников. Забавно, что даже некоторые мои ленинградские друзья придерживались таких же взглядов.

Глава 15. Совещание в клубе

Мы оделись и вышли на крыльцо, тетя Таня закрывала дверь в избу на замок, и мы все вчетвером вышли на улицу. Закрыв входную дверь на завертку и пожурив рвущегося с цепи за нами Тиму, мы вышли за калитку и пошли по дороге в сторону сельского клуба. Вместе с нами пошли и Даня с Машей. Я шел и чувствовал, что впереди нас ждет что-то важное, вот-вот должен настать какой-то важный момент во всем этом происшествии. Но это было лишь в моей голове. Миру вокруг было все равно. Кот, сидящий на дороге, лениво посматривал в сторону кудахтающих кур. В некоторых домах топили печь. Тихо звенела река, а где-то рядом с нами раздалось мычание коровы. Весь мир жил в своем обычном темпе, как и много веков до этого. А я шел и думал, как это возможно. Как можно просто взять и встать с утра, чтобы просто заниматься хозяйством, как вообще можно просто жить, когда на твоих глазах происходит такое. Там, в лесах, что-то есть, даже если это все игры воображения и массовая истерия, оно существует в качестве психоза, у которого есть своя форма и очертания. Даже если все это надуманное, люди же в это верят… Как они могут просто так дальше жить, словно ничего и не было? Как можно просто закрывать вечером двери на засов и занавешивать занавески, словно отмахиваясь: «Пускай оно существует, главное – не видеть». Здесь могут просто так пропасть люди: в никуда, или же вернуться и рассказать о том, что их кто-то сажал на стог сена и каким-то странным образом не давал им сойти. Как? Как после этого можно вообще спокойно жить дальше? Раздираемый вопросами, я плелся со своей родней и здоровался со случайными прохожими, а они поглядывали нам вслед. У некоторых из них тетя Таня спрашивала, не собираются ли они в клуб, на что те отвечали, что вот-вот доделают дела по хозяйству и тоже присоединятся ко всем. Но стоит признать, деревня была словно опустевшей. Это означало, что почти все они собрались в клубе. Я всем нутром чувствовал, что мне предстоит стать свидетелем, пожалуй, одного из самых важных разговоров, происходивших когда-либо в стенах этого клуба.

Когда мы подошли ближе к зданию клуба, мы увидели, что у входа стоят несколько курящих мужиков. Один из них горячо убеждал других в небывалом размере улова, который у него все же сорвался с крючка в самый последний момент. Такие разговоры словно отвлекали, давали всем почувствовать себя спокойно. Мы подошли ближе, и они поздоровались с нами, а один из них – я его узнал, это был дядя Витя – протянул мне руку и пожал ее, после чего все остальные мужики последовали его примеру. Мне даже стало как-то приятно, что со мной наконец-то обращаются как со взрослым мужчиной, а не с каким-то мальчишкой. Зайдя в клуб, мы увидели приличную толпу деревенских. Только теперь я до конца почувствовал важность всего происходящего. Кругом царил шум: люди толкались возле старенького радиоприемника у сцены, кто-то стоял в своей отдельной компании и о чем-то спорил, знакомые мне пацаны помладше бегали вокруг, а кто-то просто сидел на лавочках в ожидании начала совещания. Когда мы зашли, раздались возгласы:

– Опа, пришли!

– Здравствуй, Танюша.

– Здравствуйте, дядя Коля.

Тут же начались какие-то разговоры о не убранных на зиму теплицах, о том, кто сколько собрал клюквы на прошлой неделе, и о том, что с клюквой-то в этом году стоит завязать, пока все не наладится. Через некоторое время в клуб забежал дедушка Вася, а вслед за ним вошли и курящие мужики с улицы, побросавшие свои бычки. Дядя Витя, который со мной поздоровался, дергал дедушку Васю за рукав и спрашивал:

– Дядь Вась, да ты скажи толком-то, что случилось?

– Люди добрые, Генка Курганов чуть ли не повесился…

Кругом раздались напуганные возгласы, старушки причитали, толпа вздыхала на разные лады. Деда Васю засыпали вопросами, и он, с трудно сдерживаемым волнением пытался ответить всем и каждому, хотя, по нему было видно, что он думает о чем-то своем:

– Еле из петли вытащили…

– Да ты скажи, дядь Вась, живой?

– Живой.

– Уф… черти.

– Что делается-то… Ой, что делается-то…

– Еще бы чуть-чуть – и кранты.

– Как-так?

– Перепил небось?

– Стопку с утра для опохмела выпить даже не успел.

– А чего с ним?

– Всю дорогу, говорит, следит за ним кто-то… Мерещится теперь ему, покоя не дает.

– Точно! Перепил!

– Нет, говорю же, трезвехонек!

– Ну, а до этого сколько?

– До этого да! Еще ночью пил этой, чтобы заснуть.

– Ну, дак и вот, заснуть не может без водки.

– Да как заснешь, он теперь все… Говорил, глаз сомкнуть не может, слышит, как к дому тройка подъезжает.

– Ну, все, до беленькой дошел.

– «А сегодня, – говорит, – встал и чувствую, что из дыры в подполе кто-то смотрит, сил нет, сидит в подполе и шепчет что-то».

– Ну, чего это такое, что это делается, а?

– Бедный Генка, вот и спился.

– А какой парень-то был в молодости.

– Говорит, сил нет, как следят все и из подпола шепчут, как сами в петлю толкают, покоя не дают.

– А я помню, когда Людка-то умом тронулась, дак она от Нюшеньки воротилась, тоже говорила, что на нее все смотрят и спать ей не дают.

– Ой, ну, страсти опять какие пошли, вас хлебом не корми – дай повод в церкви сходить.

– Вот ты, доченька, зря так. Оно ведь и взаправду многим помогает, не всем, конечно, но то от искренности человека зависит.

– Перестаньте, я вас умоляю, а то дойдет куда нужно, и будет здесь потом неизвестно что.

– Ну, еще не легче, что тут, стукачи, что ли, в деревне