Священный трон небесных эмпиреев

Божественным дыханьем наполняет грудь

Поэтов, благодаря чему плебеев

Всех низших обязует им служить.

Известно, песни те зачаровать способны Аполлона,

А целомудренной Дианы экипаж остановить иль гнать,

Умеют изменить планетам курс уклона,

Заставить землю им покорной стать,

Велят затанцевать камням, холмам огромным –

запрыгать и играть.

Преследуют их всюду звери, птицы, рыбы.

Готовятся они моря, поля, эфиры усмирять.

Но все ж мятеж в срединах атмосферы.

Призыв Юноны злой Эола совратил,

Воздвигнув встречный тем Зефир[340].

Экспедицию держали в тайне. Инициатива была за королем, которому помогал Мейтленд. Впрочем, скрыть подготовку и снабжение шести кораблей было затруднительно. Скорее всего, с лордами совещались. Но официально своему совету о поездке Яков объявил только 17 октября. Через два дня он планировал выйти в море, хотя шторм опять помешал – его корабли отправились в путь только 22 октября[341].

Перемена ветра осенью в Северном море не редкость. Навигационное искусство в то время не позволяло с этим эффективно бороться. Собственно, круче галфвинда корабли обычно не ходили. Кроме того, крупные суда, призванные перевозить знать с множеством сопровождающих, слуг, коней, повозок, скарба, вообще не умели ходить иначе как фордевиндом. Трудности были очевидны. Это не говоря о страданиях тех, кому морская качка не доставляет удовольствия. Королева Анна явно не была готова к длительным морским переходам. Девушка, как позднее выяснилось, в целом была не только болезненной, но довольно капризной, мнительной и глупой. Надо полагать, сопровождающим она устраивала скандалы. Романтика в отношениях с Яковом у нее закончилась, кажется, сразу после личной встречи.

Якова, как подчеркнули наблюдатели, морская болезнь не задела. Но его плавание к Норвегии тоже прошло не без приключений. Шторм мотал флот, отбрасывая обратно. Особенно странным было то, что неудачи в пути касались прежде всего судна, на котором находился государь. Когда другим дул попутный, кораблю Якова приходилось лавировать, а иногда киснуть в штиле. Только 27 октября королевская эскадра была замечена у скандинавского побережья, а 29 октября бросила якоря у Флеккерёй. Яков попросил выделить ему для ночлега ту же лачугу, где ранее проводила ночи его королева. Хронисты это отметили.

Вообще-то внезапный визит в чужую страну для правителя мог закончиться конфузом, ведь его не приглашали. Прием мог быть прохладным. В данном случае дело осложнялось страхом за позор датских флотоводцев, которые чувствовали свою вину в том, что не смогли доставить свою же принцессу – уже королеву – по назначению, по пути, который иные преодолевают без особых задержек. Требовалось мужество правительства и дипломатическое искусство, чтобы принять случившееся как должное. Яков предоставил датчанам время, чтобы подготовиться. На путь от Флеккерёй до Осло (350 км) ему потребовалось три недели.

В Осло 19 ноября 1589 г. Якова встречал датский губернатор Норвегии Аксель Гюльденстиерне (Gyldenstierne; ок. 1542–1603), известный у нас прежде всего как гофмейстер принца Иоганна (1583–1602), жениха царевны Ксении Годуновой, умершего в Москве[342]. Вместе с Гюльденстиерне Яков сразу направился в Старый Епископский дворец, где проживала его королева. В посольских отчетах сохранились забавные разночтения об этой первой встрече супругов. Датчане докладывали коротко, что Яков около получаса стоял около Анны, после чего вернулся в дом, где ему подготовили апартаменты. Шотландцы добавляли подробности, указывающие на культурные различия. Подойдя к Анне, взволнованный Яков попытался ее поцеловать, но девушка увернулась и даже оттолкнула мужа. Оказывается, в Дании публичные поцелуи считались предосудительными. В Шотландии же это было нормой поведения. Анну отвели в сторону, разъяснили, что мальчик ничего плохого не хотел и так можно, после чего она подставила кавалеру щеку. Наедине их оставили только через два дня, после церковной церемонии бракосочетания.

Анна не собиралась зимовать в Осло. Там было холодно и промозгло. Да и богатством город не отличался. Был запланирован ее переезд в Кронборг, преимущественно сухопутный. Но поступили известия о прибытии Якова. Впрочем, шотландец не стал возражать. Дома он говорил, что вернется дней через двадцать, но теперь согласился переждать зиму. Это был его внешнеполитический дебют, а Дания – достойная площадка, где можно заявить о себе Европе. Многие полагали, что Яков – английский клиент, зависимый, на содержании у Елизаветы. Во многом так и было. Тем более после разгрома испанской «Непобедимой армады», когда лондонцы купались в кичливом патриотизме. Якову важно было задекларировать свою автономность. Он отпустил большую часть своих сопровождающих (около 50 человек) домой, а с остальными отправился в Данию.

Они с супругой выехали из Осло на санях утром 22 декабря. Отпраздновали в пути пятнадцатилетие Анны. А через месяц – 21 января 1590 г. – их встречали в Эльсиноре. Королю выделили апартаменты с видом на ведущий в Балтийское море пролив, по которому стабильной чередой сновали суда, обеспечивая достатком датских правителей. Принимающая сторона взяла на себя заметную часть расходов по развлечению монарха: организацию торжеств, пиршеств, охот. Яков, однако, не отставал. Пребывая в Дании, он растратил около трети полученного приданого. Позднее – уже на английском троне – его неизменно будут попрекать расточительностью.

О поездках короля в то время известно немного. Кажется, что до начала марта он не покидал Кронборг, предаваясь слабости, которой датчане тогда славились на весь континент, – пьянству («пил портер до весны»). Многодневные попойки составляли чуть ли не предмет национальной гордости: датчан перепить было нельзя. Король Фредерик был заядлым выпивохой, отчего и сошел в могилу. Его сын Кристиан в алкоголизме еще не преуспел, но в целом придворные пили так много, что даже устраивали соревнования в обилии поглощенных горячительных напитков. Кажется, этим увлекся и Яков. В его переписке находят вольности, которые не объяснить иначе как подпитием обычно замкнутого и сдержанного монарха[343].

Известно о посещении Яковом 7 марта университета в Копенгагене. Король беседовал с профессором теологии Хансом Олуфсеном Слангерупом (Slangerup; ум. 1596), известным многочисленными богословскими сочинениями[344], а также с профессором медицины Андерсом Христенсеном (Christensen; ум. 1606), ректором университета в 1590–1591 гг., одним из первых занимавшихся практической анатомией[345]. Ученые получили от короля подарки.

Из Копенгагена монарх направился в Роскилле, где был 11 и 12 марта. Встретился там с уже престарелым Нильсом Хеммингсеном (1513–1600)[346]. Они некоторое время беседовали. Король неплохо знал труды богослова, а позднее вспоминал об этом диалоге, как об одном из самых ярких впечатлений от посещения Дании. По состоянию на 1575 г. в библиотеке Якова имелось четыре книги Хеммингсена, впрочем, среди них не было трактата по демонологии[347].

Из Роскилле Яков уехал в замок Фредериксборг, а оттуда в район Эльсинора, откуда 20 марта совершил поездку на остров Вен,