– Ну, что я вам говорил?

Луэллин изобразил величайший восторг по поводу результатов экзаменов. Он поздравил Эндрю по телефону, рассыпаясь в любезностях, потом со своим неизменным кротким благоволением навалил на него вдвое больше работы в операционной.

– Да, между прочим, – спросил он у Эндрю после одной длительной операции, во время которой Эндрю давал эфир, – говорили вы экзаменаторам, что работаете младшим врачом в Эберло?

– Я назвал им ваше имя, доктор Луэллин, – ответил Эндрю любезно. – И этого было достаточно.

Оксборроу и Медли никак не проявили своего отношения к успеху Эндрю. Уркхарт же был искренно рад, но выразил это залпом ругани:

– Ах, Мэнсон, чтоб вам пусто было! Что ж вы это делаете, а? Хотите мне ножку подставить?

Желая польстить отличившемуся коллеге, он пригласил Эндрю на консилиум к своей пациентке, больной воспалением легких, и захотел узнать его мнение.

– Она поправится, – сказал Эндрю, приводя научные доводы.

Но старый Уркхарт с сомнением покачал головой:

– Я никогда не слыхивал о вашей поливалентной сыворотке да антителах. Я знаю только, что она урожденная Пауэлл, а когда кто-нибудь из этой семьи заболевает воспалением легких и начинает пухнуть, то не проходит и недели, как он умирает. У нее пухнет живот, вы видели, правда?

И когда больная на седьмой день умерла, старик угрюмо торжествовал, что посрамил ученую мудрость своего коллеги.

Денни был за границей и ничего не знал о новом успехе Эндрю. Зато несколько неожиданно пришло длинное письмо с поздравлением от Фредди Хэмптона. Фредди, прочитав в «Ланцете» о результатах экзамена, кисло поздравлял Эндрю с успехом, приглашал приехать в Лондон и подробно описывал собственные головокружительные триумфы на Куин-Энн-стрит, где, как он и предсказывал в тот вечер в Кардиффе, у него уже был кабинет с новенькой, сверкающей медной дощечкой на дверях.

– Просто стыд, что мы с Фредди совсем потеряли друг друга из виду, – объявил Мэнсон. – Надо будет писать ему почаще. Я предчувствую, что мы с ним еще окажемся вместе. Милое письмо, правда?

– Да, очень милое, – ответила Кристин довольно сухо. – Но больше всего он пишет о себе.

К Рождеству погода стала холоднее, стояли бодрящие морозные дни и безветренные звездные ночи. Твердая земля звенела под ногами Эндрю. Чистый воздух пьянил, как вино. В голове Эндрю рождался план новой энергичной атаки на проблему вдыхания угольной пыли в шахтах. Открытия, сделанные им при наблюдении пациентов, окрылили его, и к тому же он получил от Вона разрешение периодически осматривать всех рабочих в трех антрацитовых шахтах, что давало чудесную возможность расширить сферу исследований. Он хотел провести сравнение между шахтерами и людьми, работавшими на поверхности земли, и собирался приступить к этому после Нового года.

В рождественский сочельник он шел домой из амбулатории с удивительным ощущением радостного ожидания чего-то и физического благополучия. Проходя по улицам, он не мог не заметить признаков наступающего праздника. В горах Уэльса шахтеры очень весело празднуют Рождество. Всю предрождественскую неделю парадная комната в каждом доме заперта, чтобы туда не проникли дети. Она разукрашена гирляндами бумажных лент, в ящиках комода спрятаны игрушки, а на столе разложен солидный запас разных вкусных вещей – апельсинов, пряников, сладкого печенья, купленных на деньги, выдаваемые клубом к Рождеству.

Кристин, весело готовясь к празднику, заранее убрала дом ветками остролиста и омелы. Но в этот вечер Эндрю, придя домой, сразу увидел по ее лицу, что она чем-то особенно взволнована.

– Не говори ни слова! – сказала она быстро, беря его за руку. – Ни единого слова! Только закрой глаза и иди за мной!

Он позволил ей увести себя в кухню. Там на столе лежали какие-то свертки, неуклюже завернутые, некоторые просто в газетную бумагу, и к каждому свертку была привязана записочка. Эндрю сразу догадался, что это рождественские подарки от пациентов. Некоторые из этих даров были и вовсе не завернуты.

– Смотри, Эндрю! – выкрикивала Кристин. – Гусь! И две утки! И чудесный торт с сахарной глазурью! И бутылка бузинной наливки. Ну не великолепно ли это с их стороны? Не чудесно ли, что им захотелось подарить тебе все это!

Эндрю не мог вымолвить ни слова. Он был растроган этим доказательством того, что люди, среди которых он жил, наконец-то его оценили, полюбили. Вместе с Кристин, жавшейся к его плечу, он принялся читать записки, безграмотные, написанные неумелой рукой, иногда нацарапанные карандашом на старых конвертах, вывернутых наизнанку: «От благодарного пациента с Сифен-роу, 3», «С благодарностью от миссис Уильямс». Драгоценное, криво написанное послание от Сэма Бивена: «Спасибо, доктор, за то, что выволокли меня на свет божий к Рождеству», и так далее.

– Мы непременно все их сохраним, милый, – сказала Кристин тихо. – Я унесу их наверх.

Когда к Эндрю вернулась обычная словоохотливость – этому способствовал стакан присланной в дар бузинной наливки, – он шагал по кухне взад и вперед, пока Кристин начиняла гусей, и восторженно говорил:

– Вот как следовало бы платить врачам, Крис. Не деньгами за каждый визит, не по счетам – черт их побери, эти счета! – не жалованьем подушно, по числу пациентов. Хорошо было бы, если бы, вместо того чтобы стараться нахватать побольше гиней, врач получал плату натурой. Ты меня понимаешь, дорогая? Вот я вылечиваю больного, и он посылает мне что-нибудь из продуктов его собственного производства. Ну, например, уголь, мешок картошки с его огорода, яйца, может быть, если он держит кур, – пойми мою мысль. И вот тебе идеал этики!.. Кстати, знаешь: эту миссис Уильямс, что прислала нам уток, Лесли пять лет пичкал микстурами и пилюлями, а я вылечил ее от язвы желудка, продержав пять недель на диете. Но о чем я говорил? Ах да! Так видишь ли, если бы врачи покончили с погоней за гонораром, вся система стала бы морально чище…

– Да, мой друг, понимаю. Достань-ка мне, пожалуйста, коринку. Она на верхней полке в буфете!

– Черт возьми, Кристин, да ты не слушаешь меня!.. А начинка, кажется, будет вкусная!

На следующий день, первый день Рождества, погода стояла солнечная и ясная. Вершины Толлин-Биконс в голубой дали были жемчужно-серыми и покрытыми белой глазурью снега. После утреннего приема Эндрю, заранее радуясь, что вечером приема в амбулатории не будет, отправился на обход квартир. Сегодня список адресов был невелик. Во всех домиках готовили праздничный обед. В «Вейл Вью» Кристин была занята тем же. Он всю дорогу выслушивал поздравления с праздником и без устали поздравлял сам. Он невольно сравнил свое нынешнее радостное настроение с унынием, в котором ходил по тем же самым улицам всего