которую помощник смотрителя держал над его плечом, он ощупал пострадавшего. Все тело Бивена было свободно, за исключением левого предплечья, которое было придавлено и размозжено громадной тяжестью обвалившейся глыбы, державшей его в плену.
Эндрю сразу увидел, что единственный способ освободить Бивена – ампутировать руку. И Бивен, напрягая помутившиеся от боли глаза, прочел это решение на лице Эндрю в тот самый миг, когда оно было принято.
– Делайте что надо, доктор, – пробормотал он. – Только поскорее вытащите меня отсюда.
– Не беспокойтесь, Сэм, – сказал Эндрю. – Я сейчас усыплю вас. А когда вы проснетесь, то уже будете у себя дома в кровати.
Лежа плашмя в луже грязи, под двухфутовой кровлей, он сбросил пальто, свернул его и положил Бивену под голову. Потом засучил рукава и попросил, чтобы ему подали его сумку. Помощник смотрителя протянул ее ему и при этом шепнул на ухо:
– Ради бога, поторопитесь, доктор. Эта кровля нас задавит раньше, чем мы успеем опомниться.
Эндрю раскрыл сумку и тотчас почуял запах хлороформа. Еще раньше, чем он сунул руку внутрь и нащупал острый край разбитого стекла, он уже знал, в чем дело. Фрэнк Дэвис, спеша на рудник, впопыхах уронил сумку, склянка с хлороформом разбилась, содержимое ее разлилось.
Дрожь пробежала по телу Эндрю. Послать наверх за хлороформом не оставалось времени. Усыпить Сэма было нечем.
На каких-нибудь полминуты он точно окаменел. Затем машинально нащупал в сумке шприц, наполнил его и впрыснул Бивену максимальную дозу морфия. Ожидать, пока морфий окажет полное действие, он не мог. Отложив сумку в сторону, так чтобы инструменты были у него под рукой, он снова нагнулся к Бивену. Зажимая вокруг руки турникет[12], сказал:
– Закройте глаза, Сэм.
Лампочка светила тускло, тени колебались, мелькая вокруг них. При первом надрезе Бивен застонал сквозь стиснутые зубы. Застонал опять. Потом, к счастью, когда нож заскрежетал по кости, он лишился чувств.
Холодная испарина выступила на лбу Эндрю, пока он зажимал щипцами среди растерзанного мяса артерию, из которой струей била кровь. Он делал все на ощупь. Он чувствовал, что задыхается здесь, в этой крысиной норе глубоко под землей, лежа в грязи. Ни наркоза, ни операционной, ни сестер милосердия, выстроившихся в ряд, готовых броситься на его зов. Он не хирург. Он невероятно копается. Он никогда не доведет до конца операцию! Кровля обрушится и раздавит всех их!
За его спиной учащенно дышит помощник смотрителя. С кровли медленно капает на затылок холодная вода. Его пальцы, испачканные теплой кровью, работают лихорадочно. Визжит пила, откуда-то издалека – голос сэра Роберта Эбби: «…возможность работы по научному методу…» О господи! Закончит он когда-нибудь?!
Наконец-то! Он чуть не заплакал от облегчения. Наложил подушечку марли на кровавую рану. Пытаясь встать на колени, сказал;
– Вытаскивайте его!
Когда они отошли на пятьдесят ярдов назад и очутились на откаточном штреке, где можно было стоять во весь рост, Эндрю при свете уже четырех лампочек закончил операцию. Тут сделать это было легче. Он обмыл рану, перевязал кровеносные сосуды, пропитал марлю антисептическим раствором. Теперь трубка. Потом наложить пару швов! Бивен все еще был в обмороке. Но пульс его, хотя и слабый, бился ровно. Эндрю провел рукой по лбу. Конец.
– Осторожно идите с носилками. Укройте его одеялом. Как только выйдем наверх, понадобятся горячие бутылки.
Медленно двигавшиеся люди, сгибаясь пополам в низких переходах, спугивали тени, колебавшиеся на откаточной дороге. Не прошли они и шестидесяти шагов, как во мраке за ними прокатился грохот обвала. Это было похоже на последнее глухое громыхание поезда, входящего в туннель. Помощник смотрителя не обернулся. Он только сказал Эндрю с мрачным хладнокровием:
– Слыхали? Это остаток кровли.
Путешествие наверх заняло почти целый час. Приходилось в неудобных местах продвигать носилки боком. Эндрю не мог определить, сколько времени они пробыли под землей. Но в конце концов они пришли к дну шахты.
Вверх, вверх стремглав летела клеть из глубины. Ветер встретил их острыми укусами, когда они ступили из клети на землю. Эндрю в каком-то экстазе вздохнул всей грудью.
Он стоял у нижней ступеньки, держась за перила. Было еще темно, но во дворе рудника повесили большой факел, который шипел и плевался множеством языков пламени. Вокруг факела стояла группа ожидавших. Среди них были и женщины в накинутых на голову шалях.
Вдруг, когда носилки медленно двигались мимо него, Эндрю услыхал, как кто-то неистово выкрикнул его имя, и в следующее мгновение руки Кристин обхватили его шею. Истерически рыдая, она припала к нему. Простоволосая, в одном пальто, накинутом на ночную сорочку, в кожаных туфлях на босу ногу, она казалась беспомощной и хрупкой на этом ветру, во мраке.
– Что случилось? – спросил Эндрю с испугом, пытаясь разнять ее руки и заглянуть ей в лицо.
Но она не выпускала его. Цепляясь за него, как обезумевшая, как утопающая, она с трудом произнесла:
– Нам сказали, что кровля обвалилась… что ты не… не выйдешь оттуда больше.
Она вся посинела, зубы у нее стучали от холода. Эндрю повел ее к огню на спасательную станцию, сконфуженный, но глубоко тронутый. На спасательной станции им дали горячего какао. Они пили из одной чашки, и прошло много времени, прежде чем они вспомнили о том, что Эндрю получил высокую ученую степень.
XII
Спасение Сэма Бивена прошло незаметно в городе, который в прошлом не раз переживал ужасы и несчастья больших обвалов в копях. Но на его участке этот случай сослужил Эндрю большую службу. Успех в Лондоне сам по себе вызвал бы только новые насмешки над разными новомодными глупостями. А теперь ему кланялись и даже улыбались люди, которые раньше, казалось, и не замечали его. Подлинные размеры своей популярности врач в Эберло может определить, проходя по улицам рабочего квартала. И там, где Эндрю до сих пор встречал лишь ряд наглухо закрытых дверей, теперь он находил их открытыми. Отработавшие смену мужчины курили, стоя без курток на пороге, и всегда готовы были перекинуться с ним несколькими словами. Их жены приглашали его зайти, когда он проходил мимо, а дети весело окликали по имени.
Старый Гас Пэрри, мастер-бурильщик из шахты номер 2 и староста западного участка, как-то, глядя вслед уходившему Эндрю, резюмировал за всех новое мнение о нем:
– Знаете что, ребята: он, конечно, книгоед, но умеет и дело делать, когда это требуется.
Лечебные карточки начали возвращаться к Эндрю – сначала понемногу, а потом, когда оказалось, что он не издевается над вернувшимися ренегатами, они толпой повалили обратно. Оуэн был рад тому, что список пациентов Эндрю все увеличивается.