следующую минуту Джип осталась наедине с Фьорсеном в эркере. После случайной встречи у памятника Шиллеру, эпизода с цветами и всего, что о нем говорили, девичья душа не могла не заволноваться. Однако жизнь пока еще щадила ее нервы или душу: Джип всего лишь ощущала приятное удивление и легкое возбуждение. Вблизи Фьорсен был меньше похож на зверя в клетке. Он, несомненно, имел франтоватый вид, был, что всегда немаловажно, тщательно вымыт, от платка или волос исходил сладковатый аромат, который Джип осудила бы, будь он англичанином. На мизинце – кольцо с бриллиантом, которое почему-то не выглядело пошлым. Высокий рост, широкие скулы, густые, но не длинные волосы, голодная живость лица, фигуры, движений нейтрализовали любые подозрения в женоподобности. Нет, швед был вполне мужчиной и даже чересчур. Со странным, чеканным акцентом, Фьорсен произнес:
– Мисс Уинтон, вы здесь моя аудитория. Я буду играть для вас, для вас одной.
Джим рассмеялась.
– Вы смеетесь надо мной. И напрасно. Я буду играть для вас, потому что восхищен вами. Я ужасно вами восхищен. Посылая вам эти цветы, я не хотел вас обидеть. Они всего лишь выражение моего удовольствия от созерцания вашего лица.
Голос Фьорсена дрогнул. Потупив глаза, Джип ответила:
– Спасибо. Очень мило с вашей стороны. Я хочу поблагодарить вас за вашу игру. Она прекрасна, воистину прекрасна!
Скрипач отвесил еще один короткий поклон:
– Вы придете послушать меня, когда я вернусь в Лондон?
– Я думаю, что любой пришел бы вас послушать, если предоставится такая возможность.
Скрипач отрывисто усмехнулся.
– Ба! Здесь я выступаю только из-за денег. Я терпеть не могу это место. Оно нагоняет на меня скуку! Кто это сидел рядом с вами около памятника? Ваш отец?
Джип, внезапно посерьезнев, кивнула. Она не забыла небрежный жест в ее сторону.
Фьорсен провел рукой по лицу, словно желая стереть застывшее на нем выражение.
– Настоящий англичанин. Но вы… не имеете отечества, вы дитя мира!
Джип иронично поклонилась.
– Нет, по вас действительно не скажешь, из какой вы страны. Вы не с севера и не с юга. Вы просто женщина, созданная для обожания. Я пришел сюда в надежде встретить вас. Мне невероятно повезло. Мисс Уинтон, я ваш преданный слуга.
Он говорил очень быстро, очень тихо, с пылким возбуждением, какое невозможно подделать, потом вдруг пробормотав: «Ох уж эти люди!» – отвесил еще один скупой поклон и был таков. Баронесса уже вела к ней нового гостя. После встречи главной мыслью Джип было: «Неужели он со всеми так начинает?» Она отказывалась поверить. Пылкий шепот, смиренный восхищенный взгляд! Но тут она вспомнила улыбку, игравшую на губах поляка, и подумала: «Надеюсь, он понимает, что меня не пронять вульгарной лестью».
Не смея никому довериться, Джип не имела возможности разобраться в брожении причудливых чувств притяжения и отторжения в своей душе, эти ощущения не поддавались анализу, перемешивались и сталкивались в глубинах сердца. Это определенно была не любовь и даже не ее начало, скорее, рискованный детский интерес к вещам, манящим своей загадочностью, вещам, которые могут стать доступными, если только не бояться протянуть руку. А тут еще очарование музыки и слова баронессы о необходимости спасения таланта, мечта о достижении невозможного, на что способна только женщина неотразимого обаяния, рожденная побеждать. Все эти мысли и чувства, однако, пока еще находились в зародыше. Кто знает, встретятся ли они еще раз? К тому же Джип была совсем не уверена, что желала новой встречи.
Глава 4
Джип завела привычку ходить с отцом к горячему источнику Кохбруннен, где тот вместе с другими пациентами каждое утро медленно, по двадцать минут поглощал минеральную воду. Пока отец пил, Джип сидела в дальнем углу сада и читала в качестве ежедневного урока немецкого языка роман из серии издательства «Реклам».
На следующее утро после «домашней» встречи у баронессы фон Майзен Джип сидела там с «Вешними водами» Тургенева, как вдруг заметила фланирующего по дорожке графа Росека со стаканом воды в руке. Мгновенно вспомнив улыбку, с которой граф представил ее Фьорсену, Джип поспешила закрыться зонтиком от солнца. Из своего укрытия она увидела ноги в лакированных туфлях, широкие в бедрах, но узкие внизу брюки и деревянную походку человека, затянутого в корсет. Мысль, что Росек дополнял свой наряд женскими аксессуарами, еще больше усилила ее неприязнь. Как смеют некоторые мужчины подражать женщинам? В то же время что-то подсказывало ей, что поляк хороший наездник, опытный фехтовальщик и не обделен физической силой. Она с облегчением вздохнула, когда граф проследовал мимо, и, опасаясь, что он может вернуться, захлопнула книгу и убежала. Однако ее фигура и летучая походка привлекали к ней больше внимания, чем она подозревала.
На следующее утро, сидя на той же скамье, Джип с затаенным дыханием читала сцену объяснения между Джеммой и Саниным у окна, как вдруг услышала за спиной голос Фьорсена.
– Мисс Уинтон!
Скрипач подошел со стаканом воды в одной руке и шляпой – в другой.
– Я только что познакомился с вашим отцом. Вы позволите мне на минуту присесть?
Джип отодвинулась на край скамьи, и он сел.
– Что вы читаете?
– Роман под названием «Вешние воды».
– Ах, лучше ничего не написано. В каком вы месте?
– На разговоре Джеммы и Санина во время грозы.
– Подождите, когда появится мадам Полозова. Какой персонаж! Сколько вам лет, мисс Уинтон?
– Двадцать два.
– Ни одна девушка в вашем возрасте не смогла бы по достоинству оценить эту вещь, но только не вы. Вы многое понимаете – чутьем. Простите, как вас по имени?
– Гита.
– Гита? Жестковато для женского имени.
– Все зовут меня Джип.
– Джип? Ах Джип! Да, Джип…
Фьорсен повторил ее имя настолько просто и незатейливо, что она не нашла повода рассердиться.
– Я сказал вашему отцу, что уже имел честь встретиться с вами. Он был со мной очень вежлив.
– Мой отец всегда вежлив, – холодно заметила Джип.
– Как лед, в который кладут шампанское.
Джип помимо воли улыбнулась.
– Очевидно, вы ему сказали, что я mauvais sujet[9], – неожиданно предположил он. Джип наклонила голову. Фьорсен пристально посмотрел на нее и продолжил: – Это правда. Но я способен быть лучше, много лучше.
Джип хотелось взглянуть на него, но она не осмеливалась. Ее душу охватило странное ликование. У этого мужчины много власти, но ее власть над ним еще сильнее. Стоит ей захотеть, и она сделает его своим рабом, верным псом, прикует к себе цепью. Достаточно протянуть руку, и он упадет на колени, чтобы ее поцеловать. Достаточно позвать