Врач записал.

— А отец где твой? — спросил он.

— Погиб. Здесь же и погиб. Матушка меня им и попрекает. «Женись, кричит, остолоп, а то будешь таким, как батька твой: он во все дырки затычкой лез, потому и погиб!»

— Как он погиб, Гриша?

— Очень глупо, Валентин Петрович. Он столяром работал. Вот где сейчас центральная автобусная станция, там прежде болото было. Матвей Ильич говорил, провалился там в яму трактор ДТ-54, пригнали С-80, тросом стали тянуть. Как раз отец на обед шел. Сказал, значит, трактористам-бульдозеристам — мол, нужно бревна подложить под гусеницы. И стал помогать. С-80 как потянул, рванул, трос лопнул и концом стебанул отца — сразу до смерти. Вот матушка теперь всего и боится. Хочет, чтоб я женился, сидел дома, а главное: не вмешивайся ни во что, кричит. А я и не вмешиваюсь!

Помолчали.

— Ну, другое теперь, доктор. Другое и очень для меня важное. Я уже заикался об этом. Но скажу к примеру. Работает у нас начальником петэо Хабаров Виктор Николаевич. Рыжий, худой такой, будто его голодом морят каждодневно. И вид у него такой, что ему в кино представлять надо узника какого-нибудь концлагеря. В бане сойдемся с ним, дак мне даже боязно на него смотреть. В чем только у него душа держится: в совершенном виде скелет один и кожа. А толковый специалист. В сметах, в чертежах — толковей его нет в тресте человека. И спокойный, Валентин Петрович. За это я любуюсь им и завидую ему страшно. Знаете, в конце каждого месяца, когда выполнение подбивают, в петэо творится настоящий сумасшедший дом. Хабаров — начальник, но он сидит с инженерами в одной комнате. А инженера — женщины. Гвалт стоит ужасный. Мастера, прорабы то и дело прибегают, все кричат, телефоны трещат. У одного тысячи до плана не хватает, у другого полторы; тот напутал чего-то, этот в подсчете ошибся. Бухгалтерия бегает, плановики требуют справки. Знаете, зайдешь к ним, постоишь — и ежели вы новенький, подумаете, будто тут зарезали кого или пожар начался. А Хабаров Виктор Николаевич сидит за своим столом, курит, смотрит в бумаги, подписывает, звонит, а на лице его — полное спокойствие! Матвей Ильич вдруг, знаете, ворвется к ним с громами и молниями, а Хабарову хоть бы что! Никакого изменения на лице. Матвей Ильич и на него набросится. Тут бы, знаете, убежать куда-нибудь или шарахнуть чем по башке Матвея Ильича, чтоб не орал, а Хабаров хоть бы что. Достанет документ… «Вот, пожалуйста, скажет, читайте». И занимается своим делом. Как вот таким стать спокойным, Валентин Петрович? Я б тогда со всей душой пошел бы в снабженцы. Я к любому начальнику в кабинет заходил бы, беседовал и соображал. А сейчас не могу. Стоит зайти мне в кабинет, вот каюсь вам, все соображение из меня улетает! Стол, телефон, а за ними начальник. Смотрю на него — и такое желание уйти, ей-богу! Схватить шапку и уйти. Так и кажется, будто непременно он меня то ли обманет, то ли проведет в чем-то. Не знаю даже, Валентин Петрович, в чем ясная причина. Вот беда, Валентин Петрович! Что мне делать, посоветуйте. Запишите и этот вопрос.

Врач что-то записал. Беседовали они долго. К двенадцати ночи все бутылки, стоявшие в столе, были пусты. В первом часу ночи врач и пациент, поддерживая друг друга, заперли кабинет, вышли через черный ход на улицу. Обнявшись, они пошли по улице.

— Я ей прямо говорю, — звенел голос Гриши Седых, — я ее на испуг беру: мама, говорю, иди спать, а то сбегу куда-нибудь! А к Хабарову я даже подъезжал: обучите меня спокойствию, говорю, нет сил жить дальше! А он только улыбается!

Потом они запели песню и скрылись за углом.

Дядя Степан

Главная контора по заготовке ягод, грибов, корья от ивы находится в большой деревне Самойлово, где сельпо, известковый заводик и чайная. Заведует конторой человек по фамилии Приходько. Деревенские о нем говорят, что Приходько завтракает с шампанским, обедает с коньяком, ужинает с белой головкой. Но пьяным никогда не бывает.

В отдаленных деревнях имеются пункты по приемке даров природы. С год назад он организовал пункт в деревне Михалево. Работать приемщиком стал местный парень Сергей Орловский. Ему двадцать три года. До этого он работал в колхозе трактористом. Прежде был улыбчив со всеми, покладист с начальством и собирался жениться. Три месяца он принимал дары природы, выдавая людям квитанции. Деньги по ним получали в Самойлове у Приходько. Потом Сергей сам стал рассчитываться наличными. Тут он и заважничал. В длинном сарае, где у него весы, закрома для ягод, настилы для корья, он устроил себе конторку с запором. Над дверью сарая появилась вывеска:

«Ответственный по приемке грибов, брусники, клюквы, смородины, малины, ивового корья и черники С. М. Орловский».

В карманах у Сергея завелись свободные деньги. Из нагрудного кармана пиджака всегда стали торчать, как платочек, трешка или пятерка. Раз пять на день, хорошо зная, что люди должны непременно принести что-нибудь, Сергей закрывал конторку, сарай. Вешал табличку: «Закрыто по техническим причинам». С важным видом уходил куда-то или уезжал на автобусе в Самойлово. Когда граждане возмущались, он отвечал с достоинством, что людей много, а он один.

Начал он часто выпивать, дебоширить и ругать начальство. Как водится за подобными зазнайками, удары наносил он в чувствительные раны личной жизни людей. Так, он говорил своим приятелям о председателе колхоза Вахрушеве:

— По какой такой причине он председатель и может командовать мною? В техникуме он учился, но не закончил. А почему? Все знают: его баба, тогда еще девка, выдвинула ему альтернативу: ежели он не бросит учебу, не вернется в деревню, она выйдет за Мишку Жиголенковых из Вотейкина! Он и вернулся домой. Теперь жалеет… Как же он может всем права качать? Ха-ха! Таким людям не командовать, а пусть сами у других поучатся!

Доставалось и старому колхозному бухгалтеру, и начальнику почты, и участковому