– Кормить животных и заботиться о них, – сказал Уильям, который вряд ли задумывался о том, что это за профессия, и представлял себя разве что в роли доктора Дулиттла в окружении дружелюбных ручных зверей.

– Не уверен, что животных стоит держать в неволе, – продолжил рассуждать мистер Кенли, набивая трубку тонкими волокнами табака. – Они всегда выглядят несчастными, особенно крупные кошки.

– По-моему, запирать их в клетках – жестоко, – поддержал отца Фрэнсис.

– В некоторых зоопарках действуют программы по разведению и возвращению животных в дикую природу, чтобы защитить их от вымирания, – вставила свое слово миссис Кенли, заметив, как сильно Уильям расстроился.

– Я стану смотрителем и отпущу всех зверей на волю, – заявил он. Ему не хотелось становиться для них тюремщиком; от одной мысли об этом сжималось сердце.

Мистер Кенли щелкнул зажигалкой и втянул пламя в чашу трубки.

– Думаю, так ты быстро останешься без работы, – парировал он.

– Ах, Бэзил, не будь таким занудой, – сказала миссис Кенли, покачав головой.

Уильям впервые видел, как она возражает мужу. Мистер Кенли тут же смягчился.

– Конечно, ты права. Уильям может быть кем захочет. И я уверен, из него выйдет отличный специалист, – проговорил он и подмигнул мальчику сквозь табачную дымку.

– А я смогу быть кем захочу? – полюбопытствовал Фрэнсис. – Крикетистом, например?

– Ну разумеется, – ответил мистер Кенли. – У вас обоих впереди целая жизнь.

На бортике ванны лежал большой кусок белоснежного мыла. Из него получались целые облака мягкой пены, от которой кожа стягивалась и как будто поскрипывала от чистоты. Уильям протер запотевшее стекло в узком окошке и выглянул на улицу: мистер Кенли поливал цветы, а рядом с ним на лужайке резвился Босвелл, гоняясь за бабочкой. Ему подумалось, что завтра в это же время он будет дома, в Кройдоне, а еще через неделю – снова в школе. Вся накопленная за день радость в миг улетучилась. Он закрыл глаза и вцепился горячими руками в ледяной край раковины, мысленно умоляя время остановиться.

Язычок замка щелкнул и дверь отворилась. На пороге появилась миссис Кенли со стопкой свежевыстиранных полотенец, которые нужно было убрать в сушильный шкаф.

– Ой, прости, Уильям, я не знала, что ты… С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила она, вглядевшись в его лицо.

Уильям попытался проглотить подступивший к горлу ком, но было слишком поздно. Он отвернулся, стыдливо пряча слезы. Миссис Кенли за два шага преодолела ванную комнату и обняла мальчика, прижав его лицо к переднику. От нее пахло садом, свежим бельем и кремом для рук, который она всегда наносила после стирки или мытья посуды.

– Ну-ну, что за беда? – спросила она, мягко отстраняясь и протягивая ему вынутый из кармана чистый носовой платок. Такой белоснежный, что Уильям побоялся его испачкать и вытерся рукой. – Что-то случилось или тебе просто стало грустно?

– Не хочу уезжать завтра. Вот бы остаться здесь навсегда, – сказал он, а затем добавил, поддавшись внезапно возникшей мысли, ужасной, самой что ни на есть предательской. – Жалко, что вы не моя мама.

– Ох… ну… это очень мило, – ответила миссис Кенли.

Уильям заметил, что она не сказала, как ей жаль, что он не ее сын.

– Зато у тебя целых три тетушки, думаю, они справляются не хуже. Скажи, у тебя ведь все хорошо дома?

– Да, нормально, но здесь лучше.

– Мы ведь не можем жить здесь все время. И даже если бы могли – было бы уже не так весело. Нужно возвращаться к обычной жизни: ходить в школу, на работу, заниматься привычными делами.

При упоминании школы его невольно передернуло.

– Мы уедем, но с нами останутся счастливые воспоминания об этом отпуске. Я вот, например, буду вспоминать, как мы играли в крикет на пляже и ели сосиски под звездным небом. А ты?

– Барсуков, – сказал Уильям, понимая, что нужно выбрать что-то одно, хотя на самом деле ему хотелось запомнить каждый миг.

– Вот видишь! – воскликнула миссис Кенли. – Когда тебе грустно, вспоминай о барсуках. А в будущем, если вдруг встретишь барсука, – знай, что он пришел передать тебе тайное послание из Брок-коттеджа.

– А что он скажет? – спросил Уильям.

Миссис Кенли зажмурила глаза и сосредоточенно наморщила лоб, изображая медиума, который может общаться с духами.

– Точно не знаю. Но, наверное, что-то вроде: “Все будет хорошо”.

Уильям улыбнулся сквозь слезы. Ему понравилась мысль о барсуках-вестниках, хотя он понимал, что встретить такого в Кройдоне почти невозможно.

– В любом случае, – продолжала миссис Кенли, приободренная его улыбкой, – будут и другие каникулы. Мы обычно приезжаем сюда на неделю на Пасху. Можешь поехать с нами, если тетушки будут не против.

На душе у него стало тепло, но он тут же вспомнил, что это всего лишь слова. Лучше бы дождаться настоящего приглашения от Фрэнсиса, который ничего не знал об этом разговоре и вполне мог найти нового лучшего друга. А если миссис Кенли вдруг забудет о своем предложении? Он никак не сможет напомнить ей о себе. Пасха казалась чем-то бесконечно далеким – как взрослая жизнь или смерть.

– Обещаете? – спросил он, понимая, как невежливо просить ее дать ему слово.

Уильям чувствовал, что миссис Кенли не из тех людей, которые скажут что угодно, лишь бы поскорее закончить разговор.

– Конечно, обещаю, – сказала она и нежно потрепала его по волосам. – Поедешь в школу, будешь хорошо учиться – и не успеешь оглянуться, как снова очутишься здесь.

Снизу Фрэнсис нетерпеливо звал друга – до чая еще можно было успеть сбегать напоследок к ручью.

44

1964 год

Уильям принес из сада тарелки и поставил их рядом с раковиной, где Марион мыла посуду самодельной мочалкой из бечевки. Хелен и Фрэнсис уехали одновременно, и дом словно облегченно выдохнул от наступившей тишины. Друзья – это хорошо, но разговоры утомляли Уильяма, даже если он почти не принимал в них участия, и ему всегда казалось удивительным, как двое малознакомых людей могут говорить друг с другом без умолку, еще и так долго.

Едва они остались вдвоем, Марион повернулась к нему и сказала:

– Она в самый раз.

– Для чего? – с недоумением спросил Уильям.

Но в ответ Марион лишь засмеялась и покачала головой.

Собаки наелись и развалились в лежанках, посапывая от удовольствия. Чуть позже, когда наступят сумерки, Уильям пойдет с ними на