Подняли после первого же гудка:

– Да, Марина Владимировна, слушаю.

Я узнала его голос.

– Здравствуйте, Геннадий, – я робела, – вы… говорили, что можно позвонить, если нужна будет помощь.

– Не просто можно, а нужно. – Он был внимателен на той стороне.

– Понимаете, у Данилы… – я запнулась, не зная, как обрисовать ситуацию, – это старший сын Димы… Так вот, Даня, он… как раз и нашёл Диму повешенным. Это очень тяжело ему даётся. Стал заикаться и не может находиться в этой квартире. Мы с ним разговаривали, и я подумала, что, может, если ему уехать куда-нибудь, уже не важно куда, понимаете?

– Понимаю. – Геннадий продолжал внимательно слушать.

– У меня есть какие-то бывшие однокурсники в Москве, но это так, даже не седьмая, а десятая вода на киселе, – я говорила, ничего не скрывая, – благодаря вам деньги есть, но вот… И Данила собирался пойти работать, чтобы хотя бы частично оплачивать жильё, но ему школу нужно оканчивать – последний же год. Он пловец неплохой, уже почти восстановился после травмы, сейчас вот, правда, с рукой…

– Я понял, – неожиданно сказал Геннадий, – есть одно решение, но не знаю, понравится ли вам оно.

– Какое? – Я была озадачена.

– Минск.

– Минск? – переспросила я.

– Да, прекрасный уютный город. Чистый, красивый, недорогой и недалеко. У нас там учатся дети, гм… – он подыскивал фразу, – дети некоторых сотрудников, так что если вашему сыну эта идея придётся по душе, то устроить переезд в Минск по крайней мере на год будет и несложно, и недорого. И там за ним будет кому присмотреть.

– Минск? – О Беларуси я, конечно, никогда не думала.

– Да. Можно придумать что-то ещё, но поверьте, это самый оптимальный вариант в вашем положении, когда деньги остро нужны на другие цели.

Внутри стало холодно: «Всё-то ты знаешь про меня и про „другие цели“, улыбчивый Геннадий».

– Хорошо, – я подтянула плед на плечи, что-то стала замерзать, – я посоветуюсь с Данилой и напишу вам в ближайшее время.

– Отлично! – Голос у него был приподнятый, будто он говорил о чём-то уже решённом. – Поверьте, это прекрасный вариант – зелено, уютно, школы отличные и люди дружелюбные! Да, и устроить всё можно будет за неделю.

– Так быстро? – Я удивилась.

– С Беларусью – да, – подчеркнул он.

– Я поняла, поговорю с сыном и отпишусь вам.

– Держитесь, Марина Владимировна, – вежливо сказала он, – до свидания.

И первым отключился.

Я сидела в раздумьях… Беларусь, Минск… Я даже когда-то там была, правда, очень давно, мне было лет десять, и мы с классом ездили на экскурсию в Брестскую крепость и Хатынь.

«Он уедет туда, – внезапно поняла я, – уедет». Я чувствовала, понимала, что он ухватится за эту возможность как за спасательный круг и сбежит. Близкая безопасная страна, не край географии и тем более, если там есть хоть какая-то поддержка. И он не вернётся. Незачем и некуда будет.

Останемся мы вдвоём с Егоркой.

Сердце сжалось в тёмный клочок тумана.

«Конечно! – внезапное знание легло внутрь теплом и светом. – Ну конечно же, господи!»

Я взяла телефон и нажала кнопку вызова:

– Привет. Это я. Давай встретимся. Как можно скорее, где угодно, хоть в том же детском саду.

Глава 29

Встретились мы через два часа, и первое, что я ей сказала:

– Я возьму его.

– Что? – не поняла она, отступив на шаг.

– Я возьму ребёнка. – Впервые за долгое время я улыбалась до ушей.

– Погоди… – опешила Света.

А я не могла сдержать радость.

Димки больше нет, Данька уедет, я знала, чувствовала это пустым сердцем. И этот ещё никому не нужный детёныш у неё в животе… Этот случайный малыш – мой сын.

Это было даже не решение, а… знание. Понимание, что так нужно, так до́лжно и правильно. Что это единственный путь. И я как-нибудь справлюсь, попрошу Галину Ильиничну помочь, а если не согласится, то найму няню, придумаю что-нибудь, деньги есть, как-нибудь устроится.

– Свет, я принимаю твоё предложение, если оно всё ещё в силе, я хочу этого младенца. Хочу всей душой.

Видя, как я радуюсь, она тоже улыбнулась:

– Правда?

– Да! – Я сделала к ней шаг. – Правда! Можно? – Я с жадностью смотрела на её руку, лежащую на животе.

– Можно. – Она кивнула, убрала свою ладонь, и вместо неё легла моя.

Тепло. Даже через ткань свитера – тепло. Кругло. Жизнь. Радость.

Детёныш внутри молчал, прислушиваясь к чему-то новому. И я пыталась вчувствоваться в это новое тоже.

Я посмотрела на неё:

– Он же шевелится? Всё нормально?

– Да, – Света кивнула, – ещё как шевелится, просто сейчас спит, наверное. И всё нормально, делали УЗИ – здоровая беременность, здоровый плод. Марин… ты уверена?

– Абсолютно! – Внутри копошились сомнения, шепчущие: «Да ты с ума сошла, какой младенец, в самом деле!» но мне было всё равно, я знала, что это правильное решение. Единственно возможное.

– И ты подпишешь все документы? Я имею в виду настоящее усыновление, не опекунство.

Я и не знала, что бывает какая-то разница.

– Подпишу. А ты не передумаешь? – Я вдруг засомневалась.

– Нет, – она отрицательно помотала головой, – если я хочу для ребёнка чего-то хорошего, то это лучшее, что может с ним случиться. Если ты серьёзно, то мы можем оформить всё до рождения. И за дополнительные гарантии ты получишь дополнительную сумму, – она отступила на шаг, – может, присядем?

Домой я шла пьяной. Пино достало меня, но это было опьянение хорошее. Я и не заметила, вся чернота вытряхнулась из меня вместе со слезами, стекла по креслу в тёплый бабушкин паркет и замуровалась там навсегда.

Вспомнилось вдруг, как я привела Димку сюда, к бабуле в квартиру – знакомиться. И как она была рада нам, юным влюблённым стесняющимся дуракам. И был тот же паркет, и те же часы, покряхтывая, отмеряли четверти и половины, а в шкафу, из которого я недавно доставала свадебный костюм для того, чтобы обрядить мужа в гроб, пахло нафталином и лимонными корками.

«Теперь это будет не спальня, а детская, – подумалось мне. – Когда мы с Егором приедем, то всё переставим-передвинем. Может, Даньке полегчает, и он вернётся тоже. Хм… Минск?»

В памяти завертелся близкий-близкий и уже совсем далёкий Израиль, выброшенное платье, купленные помидоры и свежий хлеб. Я подумала о Семёне. «Никогда, никогда больше…» – Мне было не жаль. Нет, мне было жаль, чудовищно жаль. Он ни в чём не виноват. И я ни в чём не виновата. Никто. Но никогда больше. Я с ним не смогу, я просто не смогу.

Мысли путались, перескакивали с одной на другую