– Да ну что вы! – отмахнулась Вика. – Я и посерьёзней задания выполняла.

– Ты мне нравишься, – с одобрением сказал полковник. – Я начинаю верить, что у нас с тобой всё получится.

– Конечно, – горячо воскликнула Шиманова, подумав про себя: «Ни фига у тебя именно со мной не получится. А других мне тогда к этому делу и подпускать нельзя».

– Давай, – сказал полковник. – Я сейчас соединюсь с городом, а ты говори.

Виктория напряглась. Прямо сейчас? Соображать надо было быстро. По тому, как Кудряшов разговаривал с работником на коммутаторе, девушка поняла, что язык он знает очень хорошо. Значит, расчёт на то, что он ничего не поймёт, если она предупредит Дмитрия о том, что их подслушивают, говоря по-французски, отпадает. Между тем полковник протянул трубку Вике. Раздались гудки, но на другом конце трубку никто не брал.

«Слава тебе, Господи, кажется, никого нет дома», – подумала Шиманова. Она ещё не успела собраться с мыслями.

– Ça ne rе'pond pas (номер не отвечает), – сказала девушка на коммутаторе. – Je rappelle? (Повторить звонок?)

– Мне что-то говорят с коммутатора, но я ничего не понимаю, – притворилась Вика, протягивая трубку обратно полковнику.

– Essayez encore une fois, s'il vous plait (повторите ещё раз, пожалуйста), – попросил Кудряшов и затем разочарованно произнёс: – Merci, je rappelerai plus tard. (Спасибо, я перезвоню позже.)

Виктория вопросительно смотрела на него.

– Никто не отвечает, – перевёл он.

– Жаль.

– Плохо, что ты не знаешь язык. Это тебе в минус.

– Да нет, я вообще-то немного знаю, – быстро сообразила Шиманова. Ведь он точно узнает потом, что её уже два года специализируют в органах именно на французском языке. – Я просто растерялась.

– Ну конечно. Ведь ты же сумела соединиться с номером Савельевой в ту ночь! Все вы, балетные, немного по-французски понимаете.

– Мы изучаем его в училище, – подтвердила Вика и, стремясь переменить тему, сказала: – Евгений Петрович, вы мне дайте номер телефона Измайлова, я перезвоню ему потом от себя. Может, он через час вернётся домой.

– Нет. Звонить будем вместе.

«Всё-таки он мне ещё не доверяет», – подумала Вика.

– И когда мы будем звонить?

– Он сейчас, возможно, в редакции или ещё где. Надеюсь, мне скоро что-нибудь сообщат. Подожди у себя.

«Он установил за ним слежку, – сразу поняла Шиманова. – И никакой информации от его людей к нему пока не поступало».

Глава 4

На следующий день после исчезновения Савельевой Дима Измайлов решил петлять по городу, заезжая по разным адресам, чтобы запутать своих преследователей. Он был уверен, что они уже с утра сядут ему на хвост. Ну конечно. Ведь они предполагают, что он приведёт их именно туда, где остановилась Елена. Этой ночью прошла гроза, теперь накрапывал мелкий неприятный дождь, но, тем не менее, с восьми утра Дмитрий отправился заметать следы. Ведь делать обыски в чужой стране они не имеют права, значит, будут за этими домами только наблюдать. А если этих адресов будет много? Хватит ли у них соглядатаев! Конечно, нет. Может, тогда они вообще отстанут от него?!

Размышляя таким образом, Дмитрий прежде всего заехал к родителям.

– Что-то случилось? – испугалась мама.

– Ничего. Мне просто захотелось тебя навестить. Накормишь меня завтраком? А где отец?

– Гуляет с Джимми в парке. Должен скоро вернуться.

Вскоре открылась входная дверь, и огромный дог, весь мокрый от дождя, радостно бросился на Дмитрия, облизывая ему лицо.

– Сынок?! Что так рано? Деньги приехал занимать? – саркастически заметил отец.

– Нет, папочка! Сам могу тебе одолжить, если надо, – парировал Дима.

Выпив с родителями кофе с сырными гренками, Измайлов отправился к актёру театра «Комеди Франсэз» Гренгуару, заранее договорившись с ним на интервью в девять утра. Это было довольно раннее время для творческой элиты, но Гренгуар заявил:

– Я жаворонок. Встаю в семь, во сколько бы часов ни лег.

– Но ведь завтра у вас премьера? – удивился такой выносливости Дмитрий.

– О! Не беспокойтесь. Днем я всегда часа два сплю после обеда. Так уж я устроен.

Договариваясь о встрече, Дмитрий думал о том, что ему необходимо назначать встречи в разных домах, чтобы запутать своих преследователей. Он попросил разрешения Гренгуара принять его у себя, а не в театре или кафе, где обычно актёры любили беседовать с журналистами.

– Мне бы хотелось связать в статье образ Тартюфа с вами. Читателям всегда интересен сам актёр. Понимаете? Его внутренний мир. Без атмосферы вашей домашней обстановки подлинный Гренгуар будет обеднён.

Актёр жил на улице Турнель, недалеко от площади Вогезов. Квартал Марэ стал привлекать к себе богему совсем недавно. В его старинных особняках поселилась преуспевающая артистическая элита, а вслед за ней потянулись в этот район и зажиточные парижские геи. Гренгуар удачно совмещал в себе и то, и другое.

Закончив интервью с актёром, Измайлов сел в «Рено» и направился на Монмартр к Распе. Давний приятель был неплохим художником и жил в мастерской на площади Эмиля Гудо. Здесь когда-то обитали многие будущие знаменитости, и Распе занимал мастерскую, в которой на заре своей юности творил сам Пикассо.

– Что тебя носит в такую рань? – проворчал приятель.

Он полночи просидел с друзьями за бутылкой вина в кафе напротив, потом пил виски, закусывая хлебом, вымоченным в оливковом масле, и закончилось всё это очередной бутылкой вина. Теперь Распе, проклиная всё на свете, еле продрал глаза, открывая дверь другу.

– К творческим людям раньше двух часов дня заходить просто неприлично! – сказал он, направляясь в ванную. – Свари кофе!

Дмитрий послушно пошёл в небольшое помещение, именуемое кухней, и достал турку. Напиток он заварил покрепче, чтобы друг поскорее пришёл в себя. Но, приняв ледяной душ, Распе вышел уже довольно бодрым.

– Хотел взглянуть на твои новые работы, – разливая кофе по чашкам, сказал Измайлов. – Извини. Другого времени совсем нет. А я собрался в завтрашний номер написать о тебе статью.

Распе сразу воспрял духом.

– Идём смотреть, – воскликнул он.

Обсудив с художником его новые работы, которые тот делал в стиле кубизма, как и его великий основоположник, когда-то здесь проживавший, Дмитрий поехал к своему другу по университету в Латинский квартал на улицу Эколь.

Серж Леруа, профессор Сорбонны, преподающий русскую и французскую литературу, был выходцем из дворянской семьи эмигрантов. Его отец, ранее носивший фамилию Лавров, поменял её при получении паспорта на французский манер, и вся семья стала носить фамилию Леруа. Маленькому Серёже в двадцатом году,