они прекрасно проведут время вдвоем, что он договорился с кем-то из местных рыбаков, их повезут на моторной лодке и покажут прекрасные коктебельские бухты, где можно искупаться и насобирать драгоценных камешков, ну не совсем драгоценных, а так, наполовину. А потом самый красивый камешек они подарят маме и закажут для нее кольцо. Идея Алеше понравилась, это было ничуть не хуже Феодосии, и Галина, нарядившись в заранее обдуманный костюм, спокойно отправилась на автобус.
Через полчаса она была в Феодосии. От автобусного вокзала до Галерейной десять минут, а от Галерейной до беленького домика с розами в крошечном дворе – всего две. И вот она уже идет вдоль чисто выбеленной стены, и сердце ее так часто колотится, что ей приходится останавливаться, чтобы передохнуть и отдышаться.
Она еще немного постояла перед калиткой и, украдкой перекрестившись, позвонила в дверь.
Ей открыли не сразу. Сначала залаяла собака. «Как странно, – подумала Галина. – Тогда у них не было никакой собаки. А вдруг они переехали и здесь живут другие люди?»
Но тут раздался мужской голос:
– Мухтар! На место! Я кому сказал? Место, Мухтар!
О, этот пресловутый «Мухтар»! Она сразу узнала: это был голос Алексея.
Послышался лязг задвижки. Дверь калитки открылась. Перед ней стоял Алексей, отец ее сына Алеши.
Он почти не изменился, но как-то… весь, что ли, потускнел. Как драгоценная вещь, долго валявшаяся на чердаке, теряет от пыли и грязи весь свой блеск и всю свою свежесть, так утратившим свое юное сияние выглядел Алексей. Даже светло-русые волосы его казались посеревшими. И голубые глаза его уже не светились небесной ясностью и синевой. В них поселилась безрадостная и нескончаемая забота, как у многих, как у большинства.
Он ее сразу конечно же узнал и смутился. В отличие от него, она (нарядная, в белых одеждах) выглядела прекрасно и знала это. И он видел, что она это знала и что разочарована его видом. Но она-то готовилась к визиту, а его застала врасплох. И, в конце концов, он не обязан соответствовать их столичному стандарту! Его глаза сузились и стали почти жесткими.
– Здравствуйте, Галя, – сказал он. – Проходите.
Галина переступила порог калитки и сразу же очутилась во дворике, но что это? Дворик был пуст. Кое-где пылились жалкие остатки непонятного вида растений да отцветали чахлые цветки.
– А где же розы? – ахнула Галина.
– Вымерзли, – ответил Алексей. – Была холодная зима, и они погибли. Да вы не переживайте, мы снова разведем, – добавил он, взглянув на ее удрученное лицо. – Садитесь, – пригласил он.
И она села на ту самую резную скамейку.
– А где бабушка Тамара Константиновна?.. И все?
– Бабушка умерла.
– Да что ты! – всплеснула руками Галина. – Когда же?
– В прошлом году.
– Ах… какая жалость!.. Как жаль!.. Как жаль!.. – горестно повторяла Галина. – А мама? Верочка?
– Мама вышла замуж, уехала к мужу в Киев. Верочка учится в Москве.
– Значит, ты теперь здесь один?
– Н-нет, не один.
В подтверждение его слов из дверей домика вышел белоголовый мальчуган в одних трусишках, лет трех. В руках у него были фломастеры и лист бумаги.
– Посмотли, как я налисовал. – Он подошел к Алексею и протянул ему свой рисунок.
– А поздороваться с тетей?
– Здласьте, – сказал малыш.
– Здравствуй, – улыбнулась Галина. – Тебя как зовут?
– Андлей.
– Какое красивое имя. Андрей. Твой? – обернулась она к Алексею.
– Наш.
– Давно женился? – спросила Галина, рассматривая мальчика и пытаясь уловить сходство с Алексеем и своим сыном.
– Андрею исполнилось три, так что…
– Ясно. У меня тоже сын, Алексей, – почему-то сказала Галина, хотя и не собиралась объявлять свое материнство. Ей показалось, глаза Алексея на мгновенье блеснули, но он тут же отвел их в сторону. – Но он постарше, – добавила она, не уточняя.
– А муж?
– Ясное дело. И муж.
– Приехали отдыхать?
– Ну да, по старой памяти. Живем в Коктебеле. А я вот решила… думала вас всех повидать. Жаль… ну да, как говорят древние, нельзя дважды войти в одну и ту же реку… Как твои успехи? – она кивнула на мастерскую.
– Я сейчас мало пишу.
– Почему?
– Некогда. Надо семейство кормить.
– Работаешь? Где?
– На табачной фабрике. Там, где когда-то мама… Здесь вообще трудно с работой. Приходится вот летом сдавать… – он махнул рукой в сторону мастерской.
– Жаль… – снова произнесла Галина.
– Это жизнь, – сказал Алексей.
– Ну да, конечно… Жизнь… С женой познакомишь?
– Она в доме… неважно себя чувствует.
– Ясно… Ну что ж… тогда я, наверное, пойду. – Она поднялась со скамейки. – Рада была повидать.
Он тоже встал, не зная, о чем еще с ней говорить, ждал, когда она уйдет.
Она медлила. Что-то оставалось еще недоявленным. Не так она представляла себе эту встречу. «Старая романтическая дура, – приговорила она себя. – Чего же ты хотела? Чтобы он через столько лет бросился тебе в объятья? И, главное, зачем? Чтобы потешить свое самолюбие? Дура! И как он хорошо ответил на мои сожаленья: „Это жизнь“… Так просто и… правильно, без слюнтяйства и саможаленья. Ну что ж, надо уходить, нечего путаться под ногами у чужой жизни. Посмотрела – и довольно. У Алеши правильный отец…»
– Я пойду, – еще раз сказала Галина, – не знаю, увидимся ли еще. Счастливо.
Она повернулась и пошла к калитке, но в этот момент раздался отчаянный вопль Андрея, которого, как выяснилось потом, укусила оса. На вопли ребенка выбежала его мама, жена Алексея, маленькая, черненькая, очень хорошенькая и почти на вид девочка. Она была в положении.
Галина тоже бросилась к не перестававшему вопить ребенку, лихорадочно вспоминая советы из журналов «Здоровье», но, по всей видимости, здесь лучше ее понимали, что делать в таких случаях. Советов ее не потребовалось, и она потихоньку ушла, прикрыв за собой калитку.
– Кто это? – спросила Катя, когда ребенок немного успокоился и они оба с облегчением вздохнули.
– Это… старая знакомая бабушки, хотела с ней повидаться, но я ей сказал…
– А-а… красивая… А я думала, это та самая Галина…
– Почему же это ты так думала? – вспыхнул Алексей.
– Но я же видела столько твоих портретов… в смысле ее… – И она заплакала.
– Ты что?!. Ты что, Катюш? Милый!.. Вот глупенькая!.. Ты что, думаешь, я все еще?.. Ах, какая ты глупенькая!.. Послушай меня, Катюш… Катенька… Ты моя самая любимая, самая дорогая, самая родная девочка, слышишь? И выбрось все из головы. Мало ли что когда-то… Было и сплыло. Все пустяки. А ты моя жена, моя любимая девочка, слышишь? Я тебя ни на кого не променяю, слышишь, Катюш?.. Ты родишь мне девочку… а потом еще мальчика… Да, Катюш?
Катюша хлюпала носом и облегченно