Встретив Галину, Юра как-то сразу, не раздумывая, понял, что это всерьез и надолго. У нее был маленький сын, что исключало легкомысленный флирт, нужно было решаться… да он и готов был сразу решиться, но… как сказать, как выразить все то, что он мог, что чувствовал и что хотелось сказать?.. И он просто стал жить рядом с ними, невольно, еще не понимая, он сделал самое верное и нужное, он сделался ей (мальчику, а потому и ей) необходим, а потом и незаменим. Его бескорыстная преданность без ожидания немедленной платы рождала естественную женскую благодарность и ответное чувство… любви?.. Может быть, и любви… ведь любовь светит, переливаясь разными своими гранями, не только страстью, но и нежностью, тихой лаской и теплотой…

И вот она впервые вошла в его комнату… хозяйкой. И как же ей понравились и ее владения, и ее новая роль! Она внимательно осмотрела всю комнату целиком, не пропустив ни одной мелочи, отметив с удовольствием и большие окна, выходящие в Таврический сад, и высокие потолки с давно попортившейся лепниной (ничего, можно когда-нибудь восстановить!), и красивые стены с голубыми панелями, по которым также стелился, кое-где прерываясь, гипсовый орнамент, и конечно же роскошная кафельная печь… На стенах висели чудом сохранившиеся из коллекции Клавдии Петровны немногие фотографии ее, а следовательно, и Юриных родственников, какие-то картинки, акварельки, пейзажи, и все это в замысловатых рамочках красного дерева, в такого же дерева книжном шкафу находилась довольно приличная библиотека, в старинной горке скромно покоился антиквариат…

Шаг за шагом осмотрев все это богатство, теперь по праву принадлежащее и ей, Галина осталась довольна и своим выбором мужа, и его приданым. У нее, кроме сына и сумки с незамысловатыми тряпочками, не было ничего, даже прописки. Отныне она получила все, о чем можно было только мечтать девочке из далекого северного поселка, бабка которой пила, мать гуляла, а отца не было вовсе, вернее, когда-то, конечно, он был, но сидел в тюрьме, что, следовательно, вовсе и не считалось.

Часть третья

1

Однажды Юра принес домой журнал «Новый мир» и, открывая страницу с какой-то повестью неизвестного автора, протянул Галине:

– Вот прочти.

– Что это?

– Прочти, после поговорим.

– Ну хорошо, оставь. Я посмотрю.

– Только побыстрее, ладно?

В тот же вечер, уложив сына пораньше, Галина прочла повесть.

– Слушай, – сказала она Юре за чаем, перед тем как лечь спать, – по-моему, неплохо. Мне понравилось. Кто такой этот Шабельский?

Юра смотрел на нее загадочно и улыбался.

– Я, – сказал он.

– Что – ты? – улыбнулась Галина.

– Шабельский – это я.

– Слушай, не морочь мне голову…

– Галочка, почему ты отказываешь мне в праве на талант?

– Юрка… хватит меня разыгрывать. Я никогда не видела тебя, извини, с пером в руке…

– Я написал это давно, еще до тебя… Когда умерла мама… и все такое прочее… Помнишь, этот твой московский хахаль приезжал, Женька, я ему и отдал, так, без всякой задней мысли. Говорю, отнеси куда-нибудь в журнал. Ну и…

– И что?

– Что-что? Напечатали.

– А почему ты мне ничего не сказал?

– А что заранее-то? Вдруг ничего бы не вышло?.. Одним словом, сюрприз.

– А почему такая фамилия? – обескураженно спрашивала Галина, все еще не веря свершившемуся писательскому дебюту своего мужа. – Это псевдоним?

– Не совсем. Это фамилия моего настоящего отца. – И Юра рассказал Галине в свою очередь все, что узнал когда-то от покойной матери об Анатолии Викторовиче Шабельском.

– Ну и что, – спрашивала Галина, – ты теперь будешь менять фамилию?

– Не знаю, думаю, это сложно. Может, действительно, пусть это будет мой писательский псевдоним?..

Так Галинин муж стал писателем, а она, соответственно, писательской женой.

Юрина во многом автобиографическая, как у многих начинающих авторов, повесть была замечена и читателями, и критикой, о ней заговорили в прессе. Потом Юре предложили написать по его повести киносценарий. Фильм снимал маститый режиссер, из актеров, исполнителей главных ролей, все были народные любимцы, фильм оказался удачным, имел бешеный успех. Театральные режиссеры решили не отстать, и Юра написал (все по той же повести) теперь уже пьесу; она обошла все театры страны. Пришли деньги и слава. Молодой, обаятельный, симпатичный, неглупый Юра был нарасхват. Куда его только ни приглашали: на театральные и кинопремьеры, на встречи со зрителями и читателями, на семинары молодых писателей, в творческие командировки, на заводы и фабрики, в воинские части и на засекреченные объекты, к космонавтам и передовикам производства, на комсомольские стройки и даже за границу (правда, всего лишь в Болгарию, но неважно!).

Он давно забросил физику и почивал на лаврах.

Он стал самым молодым членом Союза писателей (средний возраст тогдашних членов застревал где-то на отметке в семьдесят лет) со всеми вытекающими в советское время привилегиями. Рядом с ними освободилась комната, и Юре как члену Союза писателей, имевшему право на дополнительную жилплощадь – отдельный кабинет, ее отдали. Больше того, когда они с Галиной решили разделить их огромную квартиру пополам с отдельным для себя черным входом, им разрешили и это. Так у них появилась своя квартира в центре города, что само по себе было неслыханным везением. Жизнь, словно авансом, выдала им все свои щедроты разом, вместо того чтобы растянуть их на долгое время до старости, чередуя, как у всех прочих людей, белое с черным, полосочкой.

Единственное, что время от времени исподволь, как сосание под ложечкой, беспокоило Юру (а быть может, еще более Галину), это необходимость подтверждать свой высокий статус новыми литературными достижениями. Их, увы, не было.

Юра с удовольствием ездил, летал и плавал по одной шестой части мира, отчитываясь за государственные командировки статьями и фельетонами, очерками и рассказами, тщательно описывая все, что видел и слышал. Его заказные материалы охотно публиковали толстые и тонкие журналы, но это все было не то. Казалось, творческие потенции были израсходованы целиком в его первой, прогремевшей на всю страну юношеской повести, а теперь наступила пора литературной рутины и поденщины, не приносившая настоящей радости и удовлетворения. Юра пробовал описывать свое детство, свою первую и последующие за ней любови, сложности жизни молодой семьи, но все выходило скучно, банально, неинтересно.

Наконец он понял, что оказался в литературе случайно, что занимает чужое место, что вернуться к науке уже не в состоянии и отныне главная его забота – чтобы Галина поняла это как можно позже. Галина же, женским своим чутьем