почувствовав это раньше Юры, также изо всех сил старалась сохранять свое ведение от него в тайне. Так оба делали вид, что все в порядке. Она, защитив диссертацию, стала работать в Пушкинском Доме, он разъезжал по командировкам, занимался общественной работой, даже чем-то в Союзе писателей руководил, и, если не предъявлять к себе особых требований и не угрызаться особо совестью по ночам, можно было бы жить вполне спокойно и сытно (таких, как Юра, писателей было в Союзе большинство).
2
Алеше было семь лет, когда он неожиданно спросил:
– Мам, а почему я Сергеевич, а папа у нас Юра?
Галина смутилась от неожиданности и покраснела, не зная, что ответить сыну.
Но Юра нашелся.
– Твое отчество в честь дедушки, понимаешь? Маминого папу звали Сергей, и маме очень хотелось, чтобы ты тоже был Сергеевич. Ясно?
– Ясно, – ответил Алеша. – А у тебя отчество тоже от дедушки?
– У меня?.. – На этот раз смутился и замолчал Юра. – Нет, у меня отчество моего отца, – сказал он. Не станешь же объяснять ребенку сложные перипетии взрослой жизни, когда отцами оказываются вовсе не те мужчины, чьи отчества носят дети. А Юрий Петрович Мельников знал, что муж его матери Петр Матвеевич Мельников, пропавший без вести на фронте, не его отец.
И вдруг Галине до смерти захотелось увидеть Алешиного отца.
Она и сама не могла бы объяснить этого своего желания, но потребность встречи была столь неожиданно велика, что как-то вечером за ужином (дело было зимой) она объявила своему семейству, что в августе они все поедут отдыхать в Крым.
– Ура! – закричал Алеша, плохо представлявший себе, что это за земля такая Крым, куда зовет их поехать мама, но на всякий случай спросил: – Там море, да, мам?
– Да, – сказала Галина. – Там море. И горы. И марсианские холмы. И чудесные беленькие домики. А в маленьких двориках живут прекрасные розы.
– И соловьи, – добавил Алеша, вспомнив сказку Андерсена, которую ему читала мама.
– Да, – сказала Галина. – И цикады.
– Ты в самом деле хочешь поехать в Крым? – спросил Юра.
– Почему бы и нет? Мы с тетей Таней, – обратилась она снова к Алеше, – ездили туда, когда тебя еще не было на свете.
– Я могу попытаться взять путевку в Ялту, – сказал Юра, – хотя в августе нам могут и не дать.
– Я не хочу в Ялту, – сказала Галина. – Там… мне там не нравится. Лучше в Феодосию.
– Тогда уж в Коктебель. В писательский дом.
– Вот и хорошо, – согласилась Галина. – Может, Мария Степановна еще жива, познакомимся.
– Ты имеешь в виду жену Волошина? Вряд ли… Хотя это можно выяснить.
– Не будем ничего заранее выяснять. Приедем – узнаем.
И она стала мечтать о Феодосии. О том, как они встретятся с Алексеем. И с бабушкой, и со всеми остальными… Интересно, женат ли он? И на ком? А может, он до сих пор хранит память о ней и верность? Ох, нет, нет, не надо, пусть уж лучше он будет женат, довольно она принесла ему горя, пусть у него все будет хорошо… И она представляла себе их дворик с розами, и резную скамейку, и крошечную мастерскую… и бабушку, и милую, молодую маму, и Верочку (невесту уже, а может, и замужнюю)… и как они все удивятся и обрадуются, и сколько будет вопросов и веселья… вот только неизвестно, надо ли говорить им об Алеше?.. В этих счастливо-тревожных мечтаниях она засыпала, так и не решив главного вопроса, стоит ли ей признаваться им в отцовстве Алексея. «Там будет видно», – думала она, что-то радостно предвкушая и улыбаясь…
Наступил август. Алеша, впервые собиравшийся ехать на поезде так далеко, всю ночь не спал и все волновался: а вдруг они опоздают? А вдруг потеряют билеты? Или забудут их дома? А вдруг поезд сломается и не придет? Или что-нибудь еще случится ужасное, отчего все отменится и они не поедут в Крым?
Но все обошлось благополучно. Они вовремя приехали на такси на вокзал, и поезд их уже стоял-дожидался, и билеты они не забыли, проводник проверил – вот, пожалуйста, все в порядке – и пропустил их в вагон. А в купе с ними оказался один веселый военный, который все время их чем-нибудь угощал: водкой, конфетами, сушеной таранькой с пивом, копченой колбасой, яблоками.
Алеша, почти не слезая с верхней полки, смотрел изо всех сил в окно, папа с военным все о чем-то спорили и выходили курить в тамбур, а мама красила губы и поправляла прическу, хотя и без того была красивая и все на нее обращали внимание, даже ехавший с ними «холостой» офицер.
– Что же вы не женитесь? – спрашивала, улыбаясь, мама. – Ведь одному, поди, скучно. Придете с моря, а дома никто не ждет. Ах, нехорошо!
– Я и женюсь, – смеялся военный моряк, – встречу такую барышню, как вы, и обязательно женюсь.
Тут мама смущалась, хотя и видно было, что ей приятно, и папа улыбался, ему тоже было приятно, что мама всем нравится.
В Симферополе они простились, и военный моряк (дядя Слава) подарил Алеше на прощанье настоящую блестящую пуговицу от морского кителя и настоящий значок, который прикрепляется на фуражку. От такой щедрости и богатства у Алеши защекотало в носу, и он тут же решил, что непременно станет военным моряком и будет защищать Родину на Черном море. Как дядя Слава.
В Коктебеле их поселили в парке у самого моря в одном из одноэтажных, на четыре семьи, коттеджей с удобствами и с разными входами. И, не успев как следует разложиться, они сразу побежали к морю.
Ах море, море! Что может быть лучше моря? (Алеша даже заплакал от умиления.) Днем оно искрится, переливается, радуется небу и солнцу, синеет, плещется, играет, ласкается к берегу, что-то ему нашептывает нежно и веселит сердце. Ночью оно черное и страшное и кажется, что под ним – бездна. Конечно, так оно и есть, но днем эту бездну не ощущаешь, как-то о ней и не задумываешься вовсе, плещешься – и все. Ночью мама с папой купаются, а Алеша сидит на берегу и боится, вдруг они утонут? Вдруг выскочит акула – и?.. Но они не заплывают далеко, чтобы Алеша их видел и не переживал.
Через несколько дней этого чудного плесканья Галина объявила, что ей нужно съездить в Феодосию. Алеша сказал, что он тоже, но она ответила: в следующий раз они поедут все вместе, а сейчас у нее какие-то там дела. Папа сказал, что раз маме нужно, пусть она едет одна, а