Через несколько минут ошалели все, потому что выяснилось, что носки с каблуками существуют – это были обычные китайские носки с рисунком туфель с каблуками.

– Вот же, – ехидно предъявляла старушка носок. – Вот каблуки. А ты злыдень. И чего взялся со мной лаяться?

Дядя поклонился ей поясным поклоном, затем вышел на середину зала и пошёл по кругу в танце дервиша. Кружил-кружил-кружил, накручивал особую древнюю молитву, видимо, для отпущения грехов или успокоения. Навертевшись, он запыхался, раскраснелся. Стыдливо улыбался и извинялся, пока не заметил женщину с силиконовыми губами. В отличие от других людей, на её лице не было никакой реакции, ни улыбки, ни удивления, только ресницы, словно остужая губы, качались опахалом. Как можно ласковее дядя проявил к ней сострадание.

– Упала? Обожглась? Как теперь кушать?

Силиконовые губы улыбнулись, где-то там внутри, настолько далеко и глубоко, что живому человеку не видно. Вдогонку губам приклеенные ресницы захлопали немногословное «пух-пух-пух», в переводе на язык соблазнения – «да-да-да». Без переводчика узбекскому дяде этот язык было не понять.

Ася отправила его на склад есть пирог, он с удовольствием капитулировал.

Когда покупатели иссякли, Ася прибралась на прилавках, зашла на склад. Стало обидно, что весь пирог съели без остатка. А как же она? Теперь до вечера быть голодной? Налила себе чай, потянулась к вишнёвому варенью, который дядя Гена привёз в белом пластмассовом бидоне. Мелкие чёрно-бордовые шарики с горьковатыми зернышками мягко ложились на язык и после двух-трёх прикусов уходили в желудок. Всё-таки узбекское варенье отличается от татарского. Чем? Наверное, переполненностью солнцем, отсутствием воды. Ягоды сухие, мелкие, вызревшие до самого нутра.

Дядя Гена держал чашку левой рукой, а правая лежала на матовой поверхности пистолета, словно на иконе при причастии. Он постоянно ловил на себе косые взгляды Руслана и не обращал на это внимания, как безумец, которого ничто вокруг не волнует.

– Зря вы так, – пожурила Ася дядю. – Здесь не Узбекистан.

Сама сказала, сама удивилась. Откуда ей знать, что там у них в Узбекистане?

– Я понял, – моментально согласился он и ещё больше удивил, когда из-за пояса достал второй пистолет.

– Зачем? – обожглась чаем Ася.

– Из двух один точно довезу, – вздохнул. – В самолёт нельзя. Так я на поезде. Уже присмотрел тайничок. Один спрячу в туалете за панелькой, второй – под мусорным баком в тамбуре какого-нибудь вагона. Если найдут, то без меня.

– А это обязательно? – кивнула Ася на оружие.

– Надо было тебя взять, чтобы купили третий. Подарила бы нужному человеку. Поехали бы и поискали, что надо.

– Не-не-не, – вскинулась Ася. – Это без меня. Я для этого жутко труслива.

Дядя Гена внимательно уставился на неё:

– Ладно. С тебя хватит и воспоминаний.

– Дядь Ген, – удивилась Ася. – Чесслово, не понимаю, о чём вы.

– Зойка сказала, что о золоте знаешь только ты.

– Да ничего мама мне не говорила, – обернулась Ася за поддержкой к Руслану. – Помню только странные часы с шестью заводками, золотой перстень без камня. Всё было завёрнуто в мужской носовой платок. Мать прятала на нижней полке в шкафу, в старом отцовском ботинке.

– Ну вот же! Только всё это я уже забрал, – вскинулся дядя Гена. – Остались бутылки с золотом.

– Опять двадцать пять! – вскинулась Ася и приготовилась сбежать в зал, но Руслан перехватил её за руку, удержал.

– Не кипешуй. Может, Сашка что знает?

– Не, – отказался дядя. – Зойка сказала, что только Аське доверила тайну.

– Господи! – захныкала Ася. – Ничего она мне не доверила. Вот почему вы тогда всё не забрали?

– Во-первых, спиной хворый был. Две бутылки – край. Все пять точно не осилил бы. А во-вторых, испугался. Я ж пятнадцать лет не был дома. Всё ж поменялось, страна рухнула. После отсидки – сразу к вам, на Урал. Зойка предлагала забрать всё махом, а я струхнул и правильно сделал. Меня потом ещё лет десять шмонали и прессовали. Догадывались, что я тогда не всё сдал.

– Дядь Ген, – молитвенно сложила руки на груди Ася. – Мне даже неудобно, сейчас вы подумаете, что я сама всё прибрала, а теперь иду в отказку. – Ася сама себе удивилась, что заговорила на блатном языке.

– Вот чтобы я так не думал, давай напрягайся, вспоминай Верхнюю Губаху.

– Может, вам вдвоём туда съездить? Посмотреть на месте? – предложил Руслан.

– Ты что говоришь?! – оборвала его Ася. – У меня работы невпроворот. Сегодня из банка приходили.

– И что? – вскинулся Руслан.

Ася пожала плечами:

– Сказали, что позвонят через три – пять дней.

– Отлично! Как раз успеете вернуться. Я здесь сам поработаю.

– А как же рынок?

– Попрошу Рушану или Валентину Семёновну постоять. Там всё равно торговля хуже, чем у тебя.

Показалось, что в магазин кто-то зашёл. Первой от стула оторвалась Ася, выглянула в зал. Никого. Только в луче света клубилась пыль, а по подоконнику мелкими перебежками двигался паук. Ася попыталась открыть створку.

– Дай сам.

Руслан выбрал шпингалет из паза, долго дёргал дужку ручки. Струпьями сыпалась краска, между рам бултыхалась ветхая чёрная паутина.

– Забита наглухо, – указал дядя Гена на косую шляпку гвоздя, криво загнанного в дерево.

– Трусы дайте.

Ася испугалась, что не слышала, как покупатель вернулся.

– Какие трусы?

– Мои, которые я мерил.

Ася глянула в коробку с мусором, куда, испугавшись провокаций санэпидстанции, выкинула трусы. Бережёного Бог бережёт. У Бога, конечно, много забот, за всем не усмотрит. И так уже Руслана вызывали в суд по заявлению лицензионного отдела за незаконное использование логотипа известного бренда. Штраф тридцать тысяч рублей. А за что? Везли мешками, не особо заморачиваясь рисунками. Ярко, красиво – и ладно. Китайцы сделали, а они продают. Честно говоря, по неопытности, кроме пары спортивных, других брендов и не знала. Соседей оштрафовали за рисунок, схожий с листом конопли, – якобы пропаганда наркотиков…

– Я это, – вздохнула Ася, – ваши трусы выкинула в помойку. – Для наглядности предъявила коробку с мусором. – Бесплатно забирайте.

– Сумасшедшая, что ли? – округлил глаза покупатель, осторожно вытащил трусы, встряхнул, расправил. – Теперь стирать придётся.

– В любом случае все вещи после покупки надо стирать, – неосознанно провела инструктаж Ася.

Глава 2

Верю – не верю

Август, 1970

Ася помнит, как примерно в шестилетнем возрасте ей было трижды больно. После противной стрижки наголо холодными тупыми ножницами, накладывания вонючей мази и боли до костей у неё появился животный страх перед кошками.

Помнит, как вместе с матерью они оказываются в коротком больничном коридоре с железными скамейками. Двери, похожие на колоду карт, пол, усеянный проплешинами краски… Воздух