на кастрюлю: высокие борта с загнутыми краями, украшенные роскошными цветами. Жену начальника шахты с её импортным тазом сопровождают завистливые комментарии: «Ишь, вырядилась! Говорят, у них дома горшок из хрусталя». Кто-то удивлённо переспрашивает, и всезнайка заходится новыми подробностями. Она вещает про горы злата и серебра, которые начальник шахты тащит с работы: «В партком ходил, чтобы ещё комнату в бараке выделили. А зачем ему третья комната? А? Я вам точно говорю, алмазы он там прячет».
Если долго сидеть в общественном предбаннике, можно дождаться удивительных историй. Сегодня – про развратную Пелагею, которая родила неизвестно от кого. Тётка-сплетница, постоянно заправляя волосы под шаль, рассказывает подробности: «Люди не дураки, на мякине не проведёшь, все знают от кого – от пришлого инженера с кокса. В кино ходили, по улице гуляли. А хто ж, как не он?» После рассказа тётки начинаются дебаты: все осуждают, одна случайно заступается, все скопом набрасываются на неё, словно она и есть развратная Пелагея.
Ася сидит на деревянной скамейке. С потолка капает конденсат. Ася смотрит наверх: вся поверхность в водяных пупырышках. Плесень по углам, потолок в паутине трещин, в глубине которых таятся остатки солнечного света, в мареве стылого пара тусклые лампы без плафона висят призрачными шарами с размытыми краями. Прилетел мокрый шарик на нос, щеку и, наверное, на шапку и шубу. Чтобы шубе досталось больше, Ася ложится на скамейку, разжимает ладошки. На вкус капли прохладные, с примесью извести и металла.
Вскоре Асю поднимают, тащат, раздевают, усаживают в медный тазик с горячей водой. В руки суют резинового жёлтого утёнка. Давишь на бока – и получаешь бесконечное «пирк-пирк-пирк!». На дне утёнка металлическая пукалка. Ася долго её выковыривает. Без неё игрушка становится бездушной. Теперь через дырку утёнок быстро наполняется водой и легко тонет. Пока Ася пытается вернуть пукалку на место, вода остывает. Чтобы согреться, Ася начинает ёрзать, оглядываться. Выясняется, что вокруг много интересного: шум, гам, краны, вехотки из лыка, бруски мыла, голые тётки. Оказывается, все тётки разногрудые и разнозадые. Только одинаково таскают воду в тазиках, намыливают головы, трут бока себе и деткам. Рядом стоит ребёнок, его усердно мылят. Прямо перед глазами Аси в такт движению вехотки у ребёнка между ног болтается пальчик, у Аси такого нет. Присматривается к себе: точно нет. Тянется дотронуться. «Ты чего? Хулиганка! – Бледная тётка, ограждая детёныша от посягательств, переставляет его на другую каменную скамейку, продолжает старательно тереть. – Дашка, твоя девка цепляет моего Кирюшу». «Это не моя, Зойкина. Пусть мир познаёт. А ты свово Кирюшу отправляй в мужское отделение. У него уже… трёхчасовое время, а ты всё таскаешься с ним».
Дошла очередь и до Аси. Она крепится, судорожно поджимает губки. Орать бесполезно. Кругом чужие люди. Мыльная пена жрёт глаза, вехотка старательно сдирает кожу, чужие пальцы тянут её руки вверх, вытягивая тело в ленточку. Это не мойка, а какое-то наказание. Если доживёшь до конца без слёз и писка, то можешь законно чувствовать себя героем. Ася ещё не знает этих слов, но точно знает, что её ждёт награда – стакан лимонада с коржиком. Ради сладких пузырьков, бьющих в нос, крошек сдобного теста Ася готова претерпеть любые неудобства. Наконец её обливают прохладной водой, укутывают в полотенце, надевают штаны, кофты… шубу. Люди! Поймите, что в шубе невозможно держать лимонад и коржик.
Маленькими ладошками Ася сжимает стакан с обеих сторон, ко рту ей подносят коржик – она иногда откусывает, а если подносят неловко, хватает губами, ломает…
Почему-то именно таким было первое воспоминание из детства.
Июль, 2008
У Аси семейный бизнес, пятьдесят квадратных метров арендованного помещения, товара на сто тысяч рублей, стабильные продажи на три – пять тысяч в день, шесть лет работы без выходных. Целыми днями занята: моет полы, торгует, осваивает программу «1С», бодается с налоговиками, пытается получить кредит на развитие бизнеса.
Два раза приходили из банка для проверки. Для создания эффекта успешности и благополучия на складе разложила стопки носков по пустым полкам – получилось скудно и безлико. Если не дадут кредит, платить за аренду будет нечем. Ася всякий раз трепещет при появлении представителя банка. Молодой человек в синем школьном костюме в полудрёме прохаживается среди пустых полок, непременно перекладывает папочку с бумагами из одной руки в другую. Он уже знает ответ банка этим жалким предпринимателям, но, раз уж пришёл, надо показать стремление выполнить работу. Его напарник заполняет бланк требования.
– Фамилия?
– Мурзина.
Долго пишет.
– Отчество.
– А имени не надо? – удивляется Ася.
– Я записал. Фамилия Мур, имя Зина…
«Как же с вами, предпринимателями, сложно», – говорит его усталый взгляд.
Служащие банка уходят. Ася проходит вдоль прилавка, возвращает носки на место. Раскладывает аккуратно, на ощупь определяя качество: хлопок – тёплый, мягкий, уютно ложится в руки, синтетика – скрипучая, поразительно быстро собирает на себя пыль, но из-за яркого рисунка её берут охотнее – художнику-технологу удалось передать фактуру китайского дракона, сквозь которого просвечивает восточное солнце.
Ещё рано, покупателей нет. Ася долго стоит у окна, в который раз поражаясь работоспособности тушканчиков. Раньше по неопытности принимала их за мышей. Очень уж похожи: землистого цвета шёрстка, большие круглые глаза, приплюснутая мордочка. Только хвост и уши другие. Уши прозрачные, длинные, с ярко выраженным закруглением.
Тушканчики выбрали идеальное место для проживания. Не надо далеко ходить за пропитанием: слева – продовольственные базы, справа – территория молокозавода. За высоким бетонным забором тушканчики и не думают осторожничать: ночью промышляют по предприятиям, днём спят, активно строят норы, загорают.
Ася возвращается к компьютеру, открывает программу. Долго думает над ценниками. Каждый раз удивляется собственной алчности – хочется выставить огромную цифру, которая залатала бы все бюджетные дыры: продал носок – заплатил налог, продал платок – заплатил аренду, продал трусы – погасил транспортные расходы, и так до бесконечности. Но из-за конкуренции больше пятидесяти процентов накинуть не получается. А то и вовсе тридцать. Бесконечная беготня по кругу. А тут ещё новая забота нарисовалась. Из Узбекистана приехал дядя Гена (Гажимжян Шаруифуллович) и рассказал историю тридцатилетней давности. Выяснилось, что ему необходима Асина помощь.
Теперь от неё требуется максимально точно и ёмко вытянуть из памяти детские воспоминания. А их не так уж и много, и они скорее напоминают кладовку с ненужными вещами: чемодан с газетными вырезками, наклеенными на крышку, сундук с металлическими заклёпками и мышеловкой, одинокая серёжка… сломанный ужик.
Ася автоматически стучит по клавиатуре и понимает, что для удобства надо разделить воспоминания по категориям, как в архиве: до школы, в