Мне удается попасть на срочный прием к терапевту и получить новый рецепт на антидепрессанты. После этого я отправляюсь в город, чтобы купить пододеяльник, который подошел бы к моим новым стенам. Около пяти часов вечера я протискиваюсь в дверь с сумкой в одной руке и зонтиком в другой, и тут до меня доносится с другого конца коридора радостное приветствие, произнесенное голосом Беатрисы, и я вижу, как она выходит из своей студии. Несмотря на прохладную температуру, на ней легкое хлопковое платье, ноги босые, а серебряный ножной браслет элегантно ниспадает на татуировку на щиколотке.

– А, это ты. Я думала, это Бен. – Она выглядит разочарованной. – Ходила по магазинам? Мне казалось, у тебя нет денег.

Она бросает взгляд на сумку, которую я сжимаю в руках.

Мое лицо вспыхивает от ее грубости.

– Я… это была распродажа. Пододеяльник. Мне нужен новый, после птицы…

– Верно. – Она смотрит на меня холодным взглядом. Я закрываю входную дверь, опускаю сумки и зонтик к ногам, отряхиваю куртку и вешаю ее на вешалку.

Беатриса стоит на прежнем месте, сложив изящные руки на груди. Она взирает на меня оценивающе, и я съеживаюсь под ее пристальным взглядом.

– Те платья, которые я тебе одолжила, – роняет она. – Ты их уже не носишь?

– Да, спасибо. Сейчас не так жарко, поэтому они мне больше не нужны. Хочешь, я отдам их?

– Будь так любезна. – Она кивает в сторону лестницы, и я поднимаюсь наверх, с каждым шагом чувствуя себя все более подавленной. Я слышу шлепанье ее босых ног по камню, чувствую ее дыхание на своей шее, когда она следует за мной.

Я открываю шкаф, чтобы достать ее вещи, оставляя на вешалке только одно платье. То самое, которое я купила в магазине винтажной одежды. Единственное, которое принадлежит мне. Я вижу, как Беатриса смотрит на это платье, но ничего не говорит на этот счет.

– Вот. – Я протягиваю ей одежду, и она перекидывает ее через предплечье. – Спасибо, что позволила мне взять их на время. У меня еще осталось зеленое платье от Элис Темперли, его нужно постирать, но я это сделаю.

Она пожимает плечами, но не собирается уходить.

– У тебя есть еще что-нибудь принадлежащее мне, Аби? – Ее голос холоден. Я не ошиблась, она уверена, что я что-то у нее украла.

– Например? – Я твердо встречаю ее взгляд.

– Например, сапфировый браслет.

Я помню, как любовалась браслетом на следующий день после переезда, когда он лежал на столе в ее студии.

– Почему он должен быть у меня?

Она вздыхает.

– Я не собираюсь играть эти в игры. Если он у тебя, то, пожалуйста, верни его. Мне уже заплатили за него, это для нового клиента, и я не хочу его подвести. Это подарок для его жены.

– А разве ты не можешь сделать ему другой?

Очевидно, это неправильный ответ, поскольку ее щеки покрываются красными пятнами, глаза сужаются в щелочки, а дыхание со свистом вырывается изо рта.

– Поверить не могу, – шипит она, – я была тебе хорошей подругой. Я пригласила тебя жить здесь, без арендной платы, когда едва знала тебя. Я пыталась помочь тебе справиться со скорбью по Люси, и вот как ты мне отплатила! Я знаю, что ты взяла его, Аби. Не знаю, зачем ты это сделала, но знаю, что это ты.

Я открываю рот, чтобы возразить, но она выбегает из комнаты прежде, чем я успеваю вымолвить хоть слово.

Я лежу, вытянувшись поверх нового пододеяльника, и боюсь спуститься вниз: вдруг Беатриса рассказала Пэм и Кэсс о пропавшем браслете? Я знаю, что все они сидят за кухонным столом и едят вкусный ужин (скорее всего, приготовленный Евой), и мне невыносимо будет видеть их полные разочарования взгляды или слышать их обвиняющие слова. Неважно, что я скажу, – Беатриса уже решила, что я украла ее бесценный браслет. Как я ненавижу такие конфликты!

«Но если прятаться от всех, то у них создастся впечатление, будто я действительно в чем-то виновата, – думаю я. – Как я умудрилась попасть в такую ситуацию? Неужели я допустила ту же ошибку, что и с Алисией?»

Скрип двери моей спальни заставляет меня поднять голову, и я вижу стоящего в дверном проеме Бена с обычной кривоватой улыбкой на лице.

– Можно войти? Я скучал по тебе весь день. – Он выглядит усталым, темные круги под глазами заметны, несмотря на загар.

Я слабо киваю, а потом, когда он садится рядом со мной на чрезмерно мягкий матрас, начинаю плакать.

– Эй, в чем дело? – спрашивает он, привлекая меня к себе. Я утыкаюсь ему в грудь, находя утешение в знакомом аромате кондиционера для белья, который исходит от его белой рубашки, смешиваясь с пыльным офисным запахом. Со слезами на глазах я рассказываю о том, что услышала сегодня утром, и о том, с какой холодностью отнеслась ко мне Беатриса нынче вечером.

– Не могу поверить, что она так с тобой разговаривала! – сердито фыркает Бен, когда я заканчиваю рассказ. – Она не может вот так, на ровном месте, обвинять людей. Честно говоря, я не понимаю, что на нее нашло.

– Ты же не веришь, что я украла ее браслет, правда, Бен?

Он берет меня за подбородок, мягко заставляет поднять лицо и нежно вытирает слезы с моих щек.

– Конечно, нет. Она, как всегда, преувеличивает. Скорее всего, переложила его и забыла, куда засунула. Она всегда так делает, не беспокойся.

Я прижимаюсь к нему, испытывая облегчение. Пока Бен на моей стороне, я могу противостоять чему угодно. Он спрашивает, поела ли я, и когда я объясняю, что мне было слишком неловко смотреть в глаза остальным, он берет меня за руку и ведет на кухню. Когда я прохожу мимо большого декорированного зеркала на лестничной площадке, замечаю свои заплаканные глаза и по-клоунски распухшие губы. Я всегда выглядела непривлекательной, когда плакала.

Когда мы входим, Беатриса и Пэм сидят за столом и смотрят на нас, а потом снова отводят взгляд. Значит, Беатриса рассказала Пэм о браслете, как я и предполагала.

– От ужина что-нибудь осталось? – интересуется Бен. Он все еще держит меня за руку, и я цепляюсь за него, как за спасательный плот.

– Ева приготовила рыбный пирог. В духовке осталось немного, – отвечает Беатриса,