– Если хотите, я могу написать что-нибудь для вашего сайта…

Но Беатриса, не поднимая глаз, отмахивается от моих слов:

– Спасибо, но в этом нет необходимости.

Кэсс произносит что-то неразборчивым шепотом, и тут Беатриса смеется своим привычным звонким смехом. На этот раз ее смех неприятен мне, и я понимаю, что она снова наказывает меня. Она всегда наказывает меня, потому что мы с Беном привязаны друг к другу, и, глядя на ее идеальную прическу и великолепный наряд, я понимаю, что она совсем не похожа на мою сестру. Люси была теплой, доброй и открытой, в то время как у Беатрисы за столь же энергичной манерой поведения скрывается стремление контролировать всех и вся. Ей как будто нравится манить меня солнечным светом только для того, чтобы потом оттеснить в тень.

У меня внезапно пропадает аппетит. Не говоря ни слова, я оставляю тосты и кружку на столе и выхожу из комнаты.

Я сажусь на автобус до города и провожу больше часа в магазине красок, где представлены такие бренды, как Little Greene и Farrow and Ball, размышляя над ассортиментом красок с необычными названиями. Моя спальня в Бэлеме была зеленой, у Нии – желтой, а у Люси – голубой, поэтому я избегаю всего похожего на эти цвета, дабы не напоминать себе о прежней жизни. В итоге я выбираю бледно-лиловый, цвет конфет «Долли Микс». Нечто новое, свежее, не связанное с воспоминаниями о прошлом.

Я сижу в автобусе, поставив под ноги банки с краской, валик и кисти, а шикарный пакет из плотной бумаги, в который все это упаковал продавец, постепенно промокает и рвется по краям. Между мной и окном сидит пожилая женщина, от которой пахнет мокрой собакой. Она то дремлет, то просыпается от толчка, то снова засыпает, уткнувшись подбородком в грудь, а ее голова покачивается из стороны в сторону, так что оказывается почти у меня на плече. Снаружи спешат по своим делам люди с зонтиками и плащами – совсем не так, как вчера, когда было настолько жарко, что все норовили одеться как можно более скудно, невзирая на свою комплекцию. Как это возможно: только вчера было почти тридцать градусов тепла, а на следующий день холодно, дует ветер и кажется, что снова наступило весеннее ненастье?

Когда автобус с трудом взбирается по Уэллс-вей и останавливается у светофора на центральной улице, в глаза мне бросается нечто знакомое: платиново-белокурые волосы, подстриженные под пикси, – и я вижу Кэсс, выходящую из гастронома. Она обнимается с темноволосой девушкой, которая мне смутно знакома. Конечно же, это Джоди. Я не знала, что они продолжают общаться, и всегда считала, что Джоди уехала из дома несколько расстроенной, хотя Беатриса никогда не признавалась мне в этом. Автобус тормозит на следующей остановке, и я выхожу, держа пакет под мышкой. Я оглядываюсь, ища их, но они уже исчезли.

Когда я поворачиваю ключ в замке, ощущаю, как тихо и пусто в доме, и понимаю, насколько он огромен и мрачен в отсутствие множества людей, музыки, веселья, вина. Тени пляшут в углах под потолком, словно призраки, гоняющиеся друг за другом, и я торопливо поднимаюсь по двум лестничным пролетам; по спине пробегает дрожь.

Я распахиваю дверь своей спальни и роняю к ногам банки с краской. Кто-то был в моей комнате. В моей кровати. Пододеяльник, который я тщательно расправила утром, смят и скомкан. Нахмурившись, я подхожу ближе, и у меня пересыхает во рту, когда вижу, что в складках ткани что-то лежит. Что-то мертвое, окровавленное и дурно пахнущее. Я ахаю. Птица. Без головы. Ее коричневые перья покрыты кровью. Я вскрикиваю и отступаю назад, дрожа всем телом. Кто мог положить нечто столь отвратительное, столь ужасное на мою кровать?

– С тобой все в порядке?

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. В дверях стоит Беатриса, одетая в длинное черное платье, и на мгновение мой смятенный разум принимает ее за призрак злого рока. Она бросает взгляд мимо меня на кровать.

– О, я полагаю, это Себби принес тебе подарок.

– Ч-что?

Я думала, ее нет дома. Но она все это время была здесь. Она ждала, пока я найду это? Надеялась напугать меня? Это какое-то наказание, проклятие за то, что я привлекла ее брата? Мне хочется сказать ей, что не следовало так утруждаться. Он уже отверг меня. Предпочел ее интересы моим.

– Себби. Мой кот, – поясняет Беатриса, проходя в комнату. – Он часто так делает. Хочешь, я помогу тебе поменять постель?

Я киваю, не в силах говорить. Мой язык вдруг становится слишком неповоротливым, слова застревают в горле. Я молча наблюдаю, как она осторожно сворачивает пододеяльник, чтобы мертвая птица не упала на ковер.

– Боюсь, теперь он безнадежно испорчен. Но у меня есть запасной, ты можешь его взять.

– Спасибо, – бормочу я. А потом она уходит, прихватив с собой испачканный пододеяльник и птичий трупик.

К тому времени, когда поздно вечером Бен возвращается домой, я уже заканчиваю красить спальню и стою, любуясь своей работой. Новые сиреневые стены контрастируют с аляповатым зеленым постельным бельем, которое я позаимствовала у Беатрисы. «Это запасной комплект Пэм, но она не будет возражать», – сообщила она, вручая мне пододеяльник.

Я слышу тяжелые шаги Бена по каменной лестнице, чувствую, как он приостанавливается возле моей спальни, словно раздумывая, будут ли ему здесь рады, а затем раздается скрип двери.

– Ух ты, как здорово у тебя получилось, Аби!

Я пожимаю плечами, держа в руках валик. Я не знаю, накричать на него или поцеловать.

Небо темнеет, и я слышу отдаленные раскаты грома.

– Думаю, нам нужно поговорить, – говорит Бен. Он все еще облачен в костюм, его волосы намокли от дождя и сделались гладкими. Белая рубашка подчеркивает его загар, и я желаю его больше, чем когда-либо прежде, – быть может, потому, что его тело теперь запретно для меня. Не могу сказать точно.

– Не знаю, есть ли что обсуждать, – говорю я, кладя валик обратно в лоток. – В любом случае, мне нужно вымыть руки и лицо. Я вся в краске.

Я собираюсь выйти из комнаты, но он обнимает меня за талию. Он держит меня так крепко, что мне трудно дышать.

– Пожалуйста, Аби. Я не могу тебя потерять. – В его глазах плещется боль, и у меня в горле встает комок. – Я знаю, это звучит глупо, знаю, что мы знакомы не так уж долго, но я влюбился в тебя.

Слезы наворачиваются мне на глаза.

– Бен… – Я пытаюсь что-то возразить, но моя