не сплю почти всю ночь, слушая, как дождь барабанит по черепичной крыше, и надеясь, что Бен тоже ворочается без сна в своей комнате по другую сторону лестничной площадки. Последние две недели я почти каждую ночь проводила свернувшись калачиком и положив голову ему на грудь и выходила лишь рано утром, чтобы Беатриса нас не застукала. Я натягиваю одеяло на голову, чтобы отгородиться от света уличного фонаря, проникающего сквозь вытертую ткань кошмарных синих штор, принадлежавших Джоди. «Возможно, я заслуживаю этого», – думаю я. Беатриса была добра ко мне, пригласила переехать сюда, была мне подругой, в которой я так нуждалась, а я отплатила ей тем, что трахалась с ее братом-близнецом у нее за спиной.

Орехово-карие глаза Бена преследуют меня. Я вижу их каждый раз, когда смыкаю веки. Глубокие медовые омуты с зелеными вкраплениями. Как я могла устоять перед ним? «Даже ради тебя, Беатриса».

Меня охватывает одиночество, настолько сильное, что мне кажется, будто я задыхаюсь.

«Именно в такие моменты я тоскую по тебе, Люси. Мне так тебя не хватает! Если бы только я могла поговорить с тобой сейчас, что бы ты посоветовала мне сделать? Потеря тебя убила часть меня, и я перестала быть цельной личностью. Я не знаю, как жить без тебя, Люси. Я не знаю, как быть собой без тебя».

Я жажду погрузиться в небытие, освободиться от необходимости думать, от необходимости быть собой, и мои мысли возвращаются к той темной ночи в Бэлеме, когда я была полна решимости покончить со всем этим. Я была не в себе, теперь я это знаю, так же как знаю и то, что больше никогда не сделаю ничего подобного. Но как же больно иногда жить, так же больно, как и резать запястья! Эти шрамы – постоянное напоминание о моей вине, о моем горе.

В конце концов я засыпаю – к этому времени уже начинает светать, – но меня будит скрип двери, тяжелые шаги в темноте, и я чувствую, как он забирается в мою кровать, матрас прогибается под его весом, когда он обхватывает меня руками, привлекая к себе, и от него исходит знакомый лимонный запах, когда он прижимается к моей шее.

– Прости меня, – шепчет Бен, его дыхание обжигает мое ухо. Я чувствую себя в безопасности в его объятиях и снова погружаюсь в состояние бездумной дремы, надеясь, что все в конце концов будет хорошо.

Когда я просыпаюсь, его уже нет, и если бы не запах его лосьона после бритья на моей подушке, я бы усомнилась, что он вообще был здесь. Небо дымчато-серое, улицы мокрые и блестящие от ночного ливня, и я испытываю внезапное чувство утраты: из-за того, что жара закончилась. И из-за Бена.

Я уже собираюсь отойти от окна, как вдруг слышу лязг кованых ворот, звук открывающейся дверцы машины и вижу Бена, одетого в элегантный костюм с галстуком, – он, складываясь едва ли не втрое, усаживается в свой «Фиат». Помнится, он говорил мне, что у него новый контракт с какой-то компанией в Суиндоне. Глядя, как он выруливает с улицы, я размышляю, не поступаю ли слишком неразумно. Беатриса опекает Бена, но это вполне объяснимо после того, какое у них было детство: без мамы и папы и, судя по всему, с богатыми, но безразличными бабушкой и дедушкой. Я отхожу от окна, чтобы взять свой шампунь и гель для тела. Я принимаю душ, испытывая прилив сил, когда вода струится по моему телу. Мне досадно, что сегодня слишком холодно, чтобы надеть новое чайное платье, которое я купила вчера. Вместо этого натягиваю выцветшие джинсы и футболку с длинными рукавами, снова чувствуя себя собой. Жара в последние несколько недель была настолько сильной, настолько неумолимой, что я почти рада дождю и похолоданию. Я думаю о платьях Беатрисы, висящих ярким рядком в моем гардеробе. Возможно, пришло время вернуть их, перестать притворяться той, кем я, безусловно, не являюсь.

Беатриса и Кэсс сидят рядом за кухонным столом, склонив головы так близко, что они почти соприкасаются, и перебирают пачку блестящих черно-белых фотографий. Они даже не поднимают глаз, когда я вхожу.

– Доброе утро, – говорю я, щелкая выключателем чайника. На кухне темно, несмотря на свет потолочной лампы. Время от времени я слышу звук автомобильных шин, расплескивающих лужи на мокрой дороге над нашими головами.

– А, ну да, – бормочет Беатриса, не поднимая глаз.

– Чем вы заняты? – Я выдвигаю стул и сажусь напротив них.

– Это вот просто потрясающе, – отмечает Беатриса, обращаясь к Кэсс и игнорируя меня. Мои мышцы напрягаются. – Мне нравится, как свет играет на браслете. Кажется, будто драгоценные камни переливаются.

Кровь шумит у меня в ушах, и я чувствую знакомую тяжесть в груди. «Ты параноик, Аби. Они вовсе не игнорируют тебя».

– Согласна. – Кэсс раскраснелась, глаза у нее блестят. – А как насчет этой?

– Это твои фотографии? – Я адресую свой вопрос Кэсс. Она поднимает на меня глаза и слегка наклоняет голову в ответ. Я предполагаю, что это кивок. Беатриса продолжает разглядывать снимок.

Я встаю и наливаю себе чашку чая, не предлагая им, затем засовываю два куска хлеба в тостер. Я чувствую, как пылают мои щеки, пока намазываю тосты маслом, слушая, как девушки издают восторженные возгласы: эта фотография сделана под необычным углом, а на этой замечательно поставлен свет. Неужели именно эти снимки вчера делала Кэсс, и если да, то почему она фотографирует украшения Беатрисы?

– Ого, на этом фото ты выглядишь прекрасно, – восклицает Кэсс. Я слышу восхищение в ее голосе. Я смотрю на фотографию. На ней изображена женщина со светлыми волосами и лицом в форме сердечка – на снимке видны только голова и плечи. Это Беатриса, но с первого взгляда можно решить, что это Люси. Или я. Похоже, она обнажена, если не считать ожерелья на шее – серебряного, с изумрудами. Кэсс удалось запечатлеть ее миндалевидные глаза, вздернутый нос и широкий рот так, чтобы это смотрелось выигрышно, и эффект получился потрясающий. Веснушки на переносице едва заметны, и Беатриса выглядит свежо и естественно, гораздо моложе своих тридцати двух лет.

У меня замирает сердце, и я сглатываю слезы, когда Беатриса смеется – как обычно напоминая мне о Люси. Я откусываю тост и, опершись о мраморную стойку, наблюдаю, как они продолжают обсуждать веб-сайты, клиентов и заказы.

– Бен уже спроектировал великолепный сайт. И как только мы добавим туда эти фотографии, мы сможем, как он говорит, «выйти в свет». Семейное предприятие. – Она обменивается многозначительными взглядами с Кэсс.