Махалу, где мы живем, называют Цыганией. Наш сосед, старый Барбиеру, рассказывает:

— Давным-давно, когда еще и кот не женился, на этом месте был большой пустырь. Каждое лето сюда съезжались в своих кибитках цыгане — ковали, бондари, скобари. Днем ковали лошадей, лудили посуду, натягивали обручи на кадки, промышляли мелким конфекционом, а ночами жгли костры и плясали… весело было! С первыми дождями табор снимался, и у иных вещей, что плохо лежали, вырастали, случалось, ножки…

Почему дети так любят слушать стариков? Потому что у стариков всегда есть в запасе сотни историй, на любой случай жизни, а у нас — ненасытное желание выслушать все истории на свете.

С горища, как называют в наших местах чердак, хорошо видна выкрашенная красным суриком жестяная крыша районного клуба. Дважды в неделю, по вторникам и пятницам, в клуб привозят кино. Вторник и пятница — два великих праздника для меня. Уже с утра — неужто их расклеивали ночью? — кричат с телеграфных столбов, с оград, со стен большие, от руки написанные фиолетовые буквы афиш.

Женщины возвращаются с рынка.

— «Бродяга»? Что за название?

— А что вы удивляетесь? Это же индийский фильм! Вы пойдете?

— Не знаю. Я купила пету́ху, теперь надо делать холодное. Так что же? Есть что смотреть?

— Ой, не спрашивайте! Я ничего не видела — весь фильм проревела…

Задолго до начала сеанса киномеханик дядя Илюша выставляет из окна на улицу здоровенный черный ящик, похожий на бабушкин сундук. Ящик называется «динамиком» и орет всемирно известным тенором так громко, что слышно на другом конце города:

Чико-Чико,

Милый Чико,

Это он приехал к нам из Порто-Рико.

И шагает

Милый Чико,

А в петлице его — алая гвоздика.

Перекричать динамик может только тетя Соня, жена дяди Гриши, прозванного Грузином, — у него брат живет в Грузии. Тетя Соня выходит из своих ворот, что прямо напротив клуба, набирает воздуху полную грудь и…

— Детей! Идите кушать яиц!

От этого крика динамик давится кашлем и треском и, помолчав с минуту, переходит на галантное:

Белла, белла донна,

Донна дорогая…

Мой дедушка в кино не бывает. Он говорит, что этой самой «катеринкой», то бишь шарманкой, дядя Илюша обманом заманивает людей в клуб и там, как выражается дедушка, крутит им фалды.

Бабушка с дедушкой не согласна. Бабушка — за культуру. Она считает, что в кино люди могут забыться, и это уже хорошо.

Что касается мальчишек, то нас заманивать «катеринкой» не нужно. Мы шатаемся у клуба с самого обеда. Только не подумайте, что нам лучше всех: ведь кроме больших букв на афишах есть и мелкие: «Дети до 16 лет…» и так далее. И хотя я читаю еще не очень ловко, мне понятно, что эти маленькие буквы означают большой запрет.

И все-таки мы не теряем надежды. Ждем. Чтобы убить время, мы начинаем играть в лянгу. Лянга — особая игра, только для мальчиков. Французы говорят: чтобы сделать рагу из зайца, надо иметь хотя бы кошку. Чтобы играть в лянгу, скажу я, надо иметь хотя бы козу. Лянга очень похожа на выдранную козью бородку, к которой прицеплен проволокой плоский кусочек свинца. Ни в каких магазинах такую совершенно необходимую вещь, увы, не продают. Даже в ларе у Срола-тряпичника, где, кажется, есть все, чего душа желает, я ни разу не видел лянгу. Однажды я все же решился и задал ему вопрос, но он только хмуро глянул на меня и, чмокнув губами, прохрипел:

— Босяцкого товару не держим…

Нет так нет. Тогда дают себе совет, говорит мой дедушка.

Коза у нас есть, но не стану же я выдергивать у нее бороду — вы что, шуток не понимаете? Чтобы самому смастерить лянгу, не надо быть большим мудрецом. Свинец и проволоку я удачно выменял на рогатку, а с кусочком меха таки промахнулся. Сто лет назад дедушка купил огромный бараний тулуп. Надевает он его редко, потому что он чертовски тяжелый, и лучше, уверяет дедушка, греться вокруг него, чем ходить в нем. Зачем же, подумал я, такому сокровищу пропадать в бабушкином сундуке, когда из него можно вырезать не одну лянгу, а целую тысячу?.. Лянга и вправду получилась замечательная, но что было потом, когда бабушке вздумалось проветрить содержимое сундука, я вам лучше расскажу в другой раз, тем более что динамик дяди Илюши очень кстати задает вопрос:

Мишка, Мишка, где твоя улыбка? —

и, значит, вам уже все ясно.

Сам дядя Илюша стоит у дверей, держит в одной руке пачку голубых билетиков, а другой хлопает себя по карману: мол, ничего, что он пока пустой, — скоро будет полный.

Со всей Цыгании собирается народ. Скамеек не хватает, и махаляне несут кто маленький стульчик, кто табуретку — «забивают» себе место, идут, как острит киномеханик, со своими сиденьями. Сегодня будет аншлаг — пуговице не упасть. Сегодня в клубе крутят индийский фильм.

Билетики так и мелькают у дяди Илюши в руках, его карман постепенно пухнет от бумажек и мелочи, а мы все стоим и с завистью заглядываем в лица тех, кто уже «после шестнадцати».

И вот двери запираются изнутри. В кинобудке вспыхивает синий волшебный свет, что-то гудит и стрекочет. Мы не расходимся. Ждем.

Из зала доносятся голоса героев.

…поют.

…говорят.

…смеются.

…плачут.

…опять поют.

Ах, как они дразнят нас, эти звуки!.. И вдруг раздается долгожданное:

— Са-пож-ни-ки-и!

Это значит — лента оборвалась.

Двери распахиваются, словно их вышибает волной спертого воздуха. На улицу вываливаются покрасневшие вспотевшие зрители, переводя дух и торопливо, оглядываясь в зал, закуривают.

Теперь не зевай.

Пока дядя Илюша налаживает аппарат, мы проскальзываем внутрь. Я разыскиваю в темноте бабушку и, пробежав по ногам, забираюсь к ней на колени. Она качает головой, но все-таки обнимает меня. Над головами вспыхивает квадратный луч.

Почему только на этот фильм не пускают детей? Никто даже не целуется. Наоборот, все время танцуют и поют: «Ичиги-дана, ичиги-дана, дана-опердана». Странные они, эти взрослые…

-

…Ну вот, высунулся из окошка и опять свалился с табуретки. Кажется, цел. Однажды я так ушибся, что на лбу вскочила огромная шишка. Когда бабушка начала вминать ее обратно в голову серебряной ложкой, я не плакал, но слезы почему-то сами лились из глаз. Тогда бабушка взяла с меня слово,