– О, Аби, – восклицает Беатриса, когда я завершаю свои откровения. – Спасибо, что рассказала мне. Я всегда готова помочь тебе, если ты захочешь поговорить. Знаешь, у меня тоже были проблемы – не такие, как у тебя, конечно, но у меня случилось что-то вроде срыва. Я… – Она делает паузу, откинув голову на мягкие диванные подушки, и ее глаза кажутся еще больше в свете свечей. – Меня очень обидел человек, которого я любила. – Она рассказывает мне об учебе на первом курсе университета, когда она встретила человека, с которым, как она думала, будет вместе всегда, и о том, как она была опустошена, когда он порвал с ней. О том, как ей не удалось справиться с эмоциями. – Мне пришлось уехать из Эксетера, я не могла после этого оставаться рядом с ним, мне было слишком больно его видеть. Поэтому я отправилась путешествовать.

– Ты училась в Эксетерском университете?

Она хмурится, словно недовольная тем, что я прервала ее излияния, ее рассказ о потерянной любви и разбитом сердце.

– Да, а что? Ты тоже?

– Нет, но мой друг учился там, – поясняю я, думая о Люке.

Конечно, тогда он еще не встречался с Люси, они познакомились только через несколько лет. Но я помню разговоры о студенческих годах, которые мы вели, сидя за нашим любимым столиком в местном пабе, отчаянно пытаясь перещеголять друг друга рассказами о разнузданных вечеринках и запрещенных веществах. У Люка всегда находился забавный, по его мнению, анекдот об Эксетере, а Люси поддразнивала его – дескать, это место было его первой любовью.

Беатриса смотрит на меня, ее лицо серьезно.

– Аби? Что за друг?

– Просто человек из моего прошлого. Я больше с ним не вижусь.

Я не могу заставить себя объяснить подробно, мне слишком больно вспоминать, как все было когда-то. Прежде.

– А, такой друг. – Она смеется, как будто ей стало легче от моих слов.

Я не решаюсь ее переубеждать. Я прислоняю голову к подушкам рядом с ее головой, как когда-то сидела рядом с Люси. Некоторое время мы молчим, потом Беатриса открывает глаза и приподнимает голову с подушки, глядя на меня, в ее взгляде читается волнение.

– Что ты думаешь о Ниалле? – Ее глаза сияют надеждой.

– Очень красивый. – Я заговорщически улыбаюсь, но она хмурится.

– Да, он красивый, правда. – Она наклоняется вперед, чтобы взять свой бокал с вином с кофейного столика, и делает глоток. Волосы падают ей на лицо, скрывая выражение лица, когда она продолжает совершенно искренне: – Как только я его увидела, я подумала, что он идеально подойдет тебе.

Убедившись, что Беатриса благополучно уединилась в своей спальне, я иду к Бену.

Он лежит в постели на боку, подтянув ноги к обнаженной груди и накрывшись полосатой хлопковой простыней. Дверь на балкон приоткрыта, и тонкая тюлевая занавеска колышется от легкого ветерка. Свет луны озаряет его лицо, длинные ресницы отбрасывают тени на щеки, и у меня возникает внезапное желание наклониться и поцеловать его в то место, где на переносице рассыпаны веснушки. Он так похож на свою сестру. Он медленно открывает глаза, осознав, что за ним наблюдают.

– Би? – Голос у него тягучий спросонья.

– Это я, Аби, – шепчу я.

Он моргает, словно привыкая к темноте.

– В чем дело?

– Это я и хочу знать.

Я опускаюсь на колени так, что мое лицо оказывается в нескольких дюймах от его лица, и я чувствую запах красного вина и сигарет в его дыхании. Он хмурится.

– Что ты имеешь в виду?

– Беатриса пытается свести меня с Ниаллом, – отвечаю я громким шепотом, моя решимость подогревается четырьмя бокалами вина, которые я выпила за вечер. – Если ты хоть что-то чувствуешь ко мне, мы должны сказать ей об этом. Это нечестно.

На его лице неспешно проявляется улыбка, он протягивает руку и аккуратно убирает мои волосы с лица.

– Хорошо, тогда давай скажем ей.

Затем он откидывает одеяло, обнажая свои длинные загорелые ноги. На нем только трусы-боксеры. Я забираюсь в постель рядом с ним, он натягивает поверх наших тел прохладную простыню, отгораживая нас от внешнего мира. Я прижимаюсь к нему, наслаждаясь теплом его кожи, мягкими волосками на его груди под моей щекой. В его объятиях я могу поверить, что ничего плохого больше не случится.

А когда его губы встречаются с моими, он расстегивает молнию на моем платье – платье Беатрисы, – и я, выпутавшись из шелкового одеяния, бросаю его на пол, где оно остается лежать скомканным ворохом, забытое.

Глава одиннадцатая

Их любимая скамейка вся в белом птичьем помете, и Беатриса не может не видеть в этом дурного предзнаменования, когда протягивает руку, чтобы коснуться подлокотника – дерево под ее пальцами теплое от солнца, которое продолжает неустанно палить с небес. Беатриса не может остановить слезы, струящиеся из-под ресниц. Может быть, если она сдастся и заплачет, покончив с этим, то сможет начать жить дальше, сможет начать забывать?

Она сердито вытирает слезы тыльной стороной кисти и, сжимая в другой руке босоножки, отходит от скамейки к краю холма, жесткая трава колет босые ноги. Здесь она чувствует себя Гулливером, глядящим на раскинувшийся внизу город, ее собственную Лилипутию. Слева от нее виднеются многочисленные арки и четыре башенки аббатства, а чуть дальше – изгиб Королевского полумесяца [9]. За ее спиной тявкает собака, а с соседней игровой площадки доносятся детские крики.

Беатриса понимает, что должна радоваться за брата; она и радуется за него. Прошло уже две недели с тех пор, как Аби переехала к ним, и подозрения – а может, и уверенность – в том, что она в отношениях с Беном, лишь напоминают Беатрисе о том, как она одинока. Она всегда думала, что к этому времени уже будет замужем, возможно, с ребенком на подходе. Но встреча с ним изменила ход ее жизни – как если бы поезд пришлось пустить по другому пути в другой город, – и она оказалась потеряна, не в силах вернуться на правильный путь, ведущий к месту назначения. И вот ей тридцать два года, у нее нет возлюбленного, нет брака и уж точно нет детей. Она думала, что переезд в Бат поможет ей начать все с чистого листа,