Теперь, при холодном свете дня, я понимаю, что Беатриса не настолько жестока, что она не стала бы намеренно пытаться причинить мне боль. Она наверняка знает, как важны для меня эти письма. Я привязалась к Беатрисе, она поступила великодушно, позволив мне стать частью ее жизни. Она как будто знала, даже во время нашей первой встречи, как сильно я нуждаюсь в ее дружбе. Я должна доверять ей – так посоветовала Дженис вчера вечером. Я должна позволять себе сближаться с людьми и позволять им узнавать меня.

На прикроватной тумбочке жужжит мобильный, и я перемещаюсь на край кровати, потом поворачиваюсь на спину, чтобы дотянуться до него. Я радуюсь, когда вижу, что это сообщение от Нии, которая спрашивает, как у меня дела, но мое сердце замирает, когда я вспоминаю, что не рассказала ей о переменах в своей жизни, зная, что она будет скептически настроена и встревожится за меня. Я сажусь, упираясь головой в неудобное железное изголовье кровати, закутываюсь в одеяло до самых подмышек и покорно отвечаю, что у меня все в порядке и что я позвоню ей через несколько дней. Да, конечно, я оттягиваю неизбежное.

Завернувшись в серый бархатный халат, я спешу в огромную ванную комнату в другом конце коридора и испытываю облегчение, осознав, что не столкнусь с Беатрисой или ее братом до того, как успею почистить зубы и умыться. Практичный белый кафель холодит мои ступни, и я смотрю на свое отражение в большом зеркале, стирая остатки вчерашней туши из-под ресниц и оценивая уже привычное ухудшение состояния моего лица – ее лица. Я провожу щеткой по своим светлым волосам, отмечая, что пробор стал шире и под ним виднеется розоватая кожа головы – побочные эффекты стресса и рецептурных препаратов, которыми я закидываюсь ежедневно.

Я спускаюсь по многочисленным лестничным пролетам, и с каждым шагом мое разочарование растет – ни Беатрису, ни ее брата я так и не встречаю. В доме тихо, если не считать плаксивой мелодии, в которой я опознаю́ музыку Ланы Дель Рей, – она становится все громче по мере того, как я спускаюсь. Похоже, музыка доносится из кухни, и я надеюсь, что Беатриса или Бен ждут меня там.

Когда я оказываюсь в коридоре и прохожу мимо студии, где раньше стояла трехголовая статуя работы Джоди, цветной проблеск заставляет меня остановиться и обернуться. Заглянув в дверь, я с удивлением вижу, что стены выкрашены в лаймово-зеленый цвет, который красиво контрастирует с ярко-белым потолком и наличниками, а вместо скульптуры, занимавшей главное место в комнате, здесь теперь стоит огромный кожаный диван и письменный стол. Не успев сообразить, что делаю, я еще шире распахиваю дверь. Это потрясающая комната с дверями, выходящими в длинный и аккуратный, ухоженный сад с задней стороны дома. Я подхожу к столу, стоящему у стены. Несколько сережек и ожерелий, сделанных Беатрисой, разложены словно на витрине бутика; мой взгляд останавливается на знакомой желтой сережке в форме маргаритки, и я беру ее в руки, вспоминая, что именно такую она носила, когда мы впервые встретились. Я держу сережку на ладони, восхищаясь тем, что Беатриса создала такой изысканный, такой нежный цветок. Я сжимаю его в пальцах и закрываю глаза, погружаясь в воспоминания о том, как впервые увидела ее, словно в незабываемые слова любовной песни, и борюсь с внезапным желанием – с внезапной потребностью – положить его в карман халата. Я прикасаюсь к ожерелью на шее, которое никогда не снимаю, чтобы напомнить себе, что у меня уже есть частичка Беатрисы, и кладу желтую сережку обратно на столешницу деревянного стола, где нашла ее. Затем я замечаю браслет. Он великолепен, украшен сапфирами, но несколько камней отсутствуют, как будто она еще его не закончила. Выходя из комнаты, я думаю, как повезло Беатрисе, что у нее есть все это: дом, деньги, талант и, что самое важное, близнец.

Музыка становится громче – Лану Дель Рей сменяют Arctic Monkeys, – пока я преодолеваю лестницу, ведущую на кухню, и когда оказываюсь на нижней ступеньке, то вздрагиваю от неожиданности. Я ожидала – надеялась, – что здесь меня встретит кто-то из них. Но в помещении находится только невысокая тучная женщина с седеющей белокурой шевелюрой, абсолютно незнакомая. Она, кажется, не замечает меня – наклонившись над столом так, что ее большая и тяжелая грудь, обтянутая цветастым фартуком, почти касается дубовой столешницы, она быстро и весьма энергично замешивает тесто.

Взглянув на кухонные часы, я понимаю, что уже без десяти десять. Я откашливаюсь, чтобы оповестить о своем присутствии, и женщина поднимает взгляд. Глаза у нее маленькие и темные – две ягоды смородины на округлом мясистом лице цвета теста, которое она энергично замешивает.

Она поворачивается на своих пухлых ногах, чтобы убавить громкость радио, которое стоит на столешнице позади нее, и окидывает меня взглядом своих маленьких глаз, несомненно отмечая мой домашний наряд.

– А, еще одна, – произносит она с густым акцентом, который, как я полагаю, происходит откуда-то из Восточной Европы, хотя я в этом не могу быть уверена. – Вы как маленькие бродячие собачки, – продолжает она беззлобно. – Хорошенькие маленькие бродячие собачки. Вы, девочки, приходите, остаетесь на какое-то время, а потом уходите и больше никогда не появляетесь… – Она качает головой, словно пытаясь вытеснить воспоминания об этих «девочках».

Я хочу сказать ей, что не собираюсь никуда уезжать, хочу спросить, кто она такая, черт возьми, и почему она печет хлеб на кухне Беатрисы (я постоянно думаю об этом доме как о доме Беатрисы, хотя знаю, что он принадлежит и Бену).

– Меня зовут Аби, – представляюсь я и направляюсь к столу, шлепая ступнями по плитке, потуже запахиваясь в халат и подавляя дрожь. Большая створка окна открыта, и, хотя день теплый, в кухне холодно – она находится в подвале, и солнце, которое палит снаружи, сюда даже не заглядывает.

Женщина загадочно улыбается, но не называет своего имени. «Кто вы? – хочу воскликнуть я. – И что вы здесь делаете?» Но вместо этого просто спрашиваю:

– А где все остальные?

– А, остальные, – отзывается она, с силой вдавливая локти в тесто. – Играют в теннис.

Мне становится обидно, что они ушли играть в теннис, не позвав меня.

Женщина подходит к печи и, опустившись перед ней на колени, аккуратно ставит жестяную форму с хлебом в одно из четырех отделений духовки.

– Приготовить тебе кофе? – Она встает, вытирая руки о