— Ну что ж я могу поделать, хорошая моя? — развел руками колдун. — Сделать ночи теплее мне не под силу, — и хотел уже отвернуться, как девушка снова прошептала.

— Обними меня…Мне холодно…

Голос раздался намного ближе и, подняв голову, Архип еле сдержался, чтобы не вздрогнуть от неожиданности. Каким-то сверхъестественным образом девчонка сумела совершенно бесшумно в мгновение ока преодолеть разделявшее их расстояние и теперь стояла в паре шагов по эту сторону от огня..

— Ну обнять, значит обнять, — легко согласился он и ловким движением собрал карты в карман. — Это мы можем. Присаживайся, — и подвинулся, освобождая место на одеяле.

Девушка робко подсела к нему и прильнула к его телу своим. Архипа невольно передернула, насколько, и вправду холодной была она. Стылая, словно рыба, только вытащенная из воды. Она словно бы вытягивала из колдуна тепло, сама при этом не нагреваясь. Но Архип терпел, так было надо. Опустив руку, он медленно и аккуратно провел ладонью по плечам и спине, задерживаясь на каждом шве. Видимо, девушка превратно истолковала этот жест, поскольку подняла голову и лукаво стрельнула серыми глазками в сторону мужчины.

— Мне еще холодно, дяденька, — теперь голос ее казался значительно живее, а ее бескровные, но все равно крайне привлекательные губки были слегка приоткрыты, обнажая ряд ровных белых, словно жемчужина, зубов. — Поцелуй меня.

И, не дожидаясь ответа, неожиданно сильно она толкнула Архипа на спину и уселась на него верхом. Не смотря на то, что мужик был раза в два ее крупнее, он совершенно не мог ничего сделать, словно бы его к земле придавила не хрупкая девчонка, а великанша в сотню пудов. Наклонившись, девушка яростно впилась в губы колдуна влажным, холодным и удушающе пахнущим тиной поцелуем. Чувствуя, что не способен дышать, Архип снова лихорадочно зашарил по девичьей спине, пока в какой-то момент не нашел искомое. Уже почти теряя сознание, он вытащил из шва платья булавку и с силой вонзил ее в девичье тело, в то же мгновение безвольно обмякшее и практически не подающее признаков жизни, кроме бешено вращающихся глазных яблок. Архип выругался и с облегчением столкнул безжизненное тело с себя.

Некоторое время он просто лежал, глядя на звезды и пытаясь отдышаться. Поцелуй русалки — не то ощущение, которое, опробовав однажды, хотелось бы ощутить вновь. Именно посредством поцелуя эта нежить, неутолимо жаждавшая человеческого тепла, вытягивала его, выжирала его до донышка, оставляя после себя лишь окоченевший труп, подозрительно напоминавший старого утопленника.

— Ох, и доиграюсь я когда-нибудь, — пробормотал Архип, когда сердце его наконец-то перестало сбоить, а тепло от все еще тлевшей нодьи хоть немного привело в чувство.

Поднявшись с кряхтением и немного поскакав на месте, чтобы разогнать кровь по застывшим членам, он покрутил головой прикидывая который сейчас час. До рассвета, по прикидкам, оставалось еще достаточно много времени, восток еще только-только начал слегка светлеть. Из котомки Архип вытащил главного помощника любого, кто пытается бороться с нечистью — соль, и начал щедро обсыпать русаличье тело по кругу.

— Дяденька… Мне холодно… И больно… — полным ужаса голосом пробормотала русалка. Совсем еще девочка. Была. До смерти.

— Потерпи, девочка, — Архип не отвел глаза. Он не первый раз видел подобное, но до сих пор не чувствовал к таким заложным — ставшим нежитью не по злому умыслу, а просто по глупости или из-за чудовищного стечения обстоятельств, ничего, кроме жалости. — Скоро все закончится.

Очертив вокруг русалки круг соли, Архип отошел на безопасное расстояние, на другую сторону костра и снова уселся. Теперь ей уже ни за что не выбраться из капкана. На самом деле это было не нужно, проткнутая железом нежить вообще не может шевелиться. Даже если железо того с ноготь, но береженного Бог бережет. Соли он еще купит, а вот второй раз поймать русалку, ежели иголка от случайного движения выпадет, может и не получиться. Уж очень осторожная тварь. Ежели б не эта ее осторожность да невероятный нюх на железо, за версту ведь чует, скотина, даже маленький кусочек, а учуяв ни за что не подходит, и пришлось разыгрывать это нелепое представление с неосторожным путником, пожалевшим заблудившуюся девку. Благо известна и другая слабость русалок, они хоть и мертвые, но женщины ведь. И что-то из этого помнят. Как видят одежду, так, плевав на все и вся, начинают одевать ее на себя. Вот и схитрил колдун — в каждую тряпку, что по лесу раскидал спрятал по маленькой хладнокованной иголке. Сам-то он был безоружен против нежити, нежить сама к нему оружие против себя и принесла. Но, как говорится, ни один план еще не пережил начала сражения.

— Дяденька! Жжется! — вырвал колдуна из задумчивости плач русалки. Архип встряхнул головой и понял, что, видимо, задремал, поскольку его костер уже полностью прогорел, а встающее летнее солнце уже больше чем на половину поднялось из-за деревьев и теперь его лучи лежали у самых ног обездвиженной русалки. В серых глазах нежити горел настоящий ужас.

Встав, он подошел поближе. Русалки, в отличие от каких-нибудь упырей или мавок, были не простой нежитью, а очень сильно завязывались на стихию, в которой умерли — воду, а потому их нельзя было упокоить просто отрубив голову или похоронив в освященную землю. Вода давала им силу, хранила их жизнь, и уничтожить их можно было либо огнем стихией — антагонистом, смертельно опасной любому водному чудищу, причем костер должен быть действительно грандиозным, ежели хоть частица останется — следующей весной жди, что из водоема снова вылезет смертоносная бледнокожая красавица. Либо солнечным светом. Это уже от ее неживой природы. Этот способ был и проще, и сложнее одновременно. Проще потому, что солнце выжигало нежить сразу и под корень, а сложнее, потому, что осторожную русалку, которая, вдобавок, была еще и значительно сильнее обычного человека, попробуй еще удержи на месте, пока ее будет высушивать небесный глаз.

Солнце поднялось еще немного, коснувшись ноги русалки. От кожи густо повалил пар, словно в бане на камни плеснули водой. Нежить истошно, пронзительно заверещала, сразу утратив свой прекрасный облик. Теперь у ног Архипа, стоящего возле насыпанной тропинкой соли, лежало ужасное существо. Раздутое от трупных газов, с синюшно поеденной рыбами и раками кожей, с кривыми желтыми зубами и пустыми глазницами, поскольку их содержимое давно сожрали морские обитатели. Оно верещало и пыталось пошевелиться. Впрочем, холодное железо держало надежно и все, что удавалось существу — это бессильно