Забросили мельничку в свое время из-за вполне естественных причин — сменившая ни с того, ни с сего свой нрав Черная повадилась вдруг каждую весну разливаться именно в этом месте выводя из строя мельничное оборудование да превращая всю округу в едва проходимую болотину. Сперва народ пытался бороться — ставили запруды, отсыпали дорогу повыше, но разве ж с природой совладаешь? В общем года за три сдались и отстроили всем миром новую — выше по течению, где и берега были повыше, да и течение резвее. А эту оставили, как есть, все равно даже тогда дерево было старым в дело почти что и не пригодным да и позабросили. Разве что молодежь иногда пробиралась, чтобы удаль свою продемонстрировать дружкам ведь, старых мельниц народ шибко сторонится, дурное от них ожидает. Да и не зря, чего уж греха таить. Тут же третьего дня это самое "дурное" и вылезло. Мальчишка из соседней деревушки с родителями поссорился да сбег. На мельницу, переночевать собирался да утром дальше податься. Может в Рудянку, а может и вообще в город, уж не спросить, не узнать. Утром его там и нашли. Удушенного, распухшего да зеленого, словно неделю в воде провалялся. Смекнув, что дело нечистое, с коим самим не совладать, местные кликнули Архипа, посулив ему щедрую оплату.

Побродив по лесочку да выбрав из валежника пару бревнышек посимпатичнее, да покрепче, колдун сложил из них традиционную сибирскую нодью, лето летом, а у реки ночи все равно были весьма зябкими, да принялся разбирать весьма объемную котомку, которую взял в пару к привычной своей видавшей виды наплечной кожаной сумке. Из недр ее на свет появились мешочек крупы, бронзовый котелок, и завернутый в коричневую оберточную бумагу кусок мяса, свернутое в рулон шерстяное одеяло и узел каких-то разноцветных тряпок.

Растопив костер он отправил на огонь котелок с кашей и мясом. Война, как говорится, войной, а обед по расписанию. А после, удобно устроившись на расстеленном одеяле, принялся потрошить узелок. В нем оказалась женская одежда. Разного фасона и степени поношенности, но неизменно цветастая и ярко украшенная, насколько только это было возможно для ее состояния да с большим тщанием и любовью заштопанная. Для городского бала, конечно, не годится, но вот на деревенские гулянки — запросто. Каждую тряпицу, а там были отдельно и юбки, и рубахи, и даже цельные платья, колдун расправлял и ощупывал, а потом прятал в швы по одной-две грубых иголки, которые вытаскивал из специального деревянного футляра на поясе.

Заняло это дело у него весь остаток дня и только уже почти под вечер, когда солнце своей пылающей короной коснулось верхушек он отвлекся от него, чтобы повечерять. Окончив, колдун по широкой спирали двинулся вокруг своего лагеря, то и дело, оставляя на земле или на ветках одежду, так, чтобы ее было хорошо и издалека было видно. А самое яркое платье — когда-то, судя по всему, изумрудно-зеленое, а нынче, скорее, болотное, но вышитое по всему краю изящным красным орнаментом, он положил у самой кромки воды, на пологом спуске с холма. Постояв на береге и посмотрев на уже скрывшуюся в тени реку некоторое время, он так и не заметил на ее беспокойной из-за быстрого течения поверхности ничего необычного и отправился в лагерь. Там же, устроившись у ровно горевшей нодьи, вытащил из внутреннего кармана затертую от постоянного использования, колоду атласных карт и принялся с увлечением раскладывать пасьянс.

Час проходил за часом. Солнце ушло на покой, его сменила луна, упорно и уверенно забиравшаяся все выше и выше. Отпелись и отправились на боковую вечерние птицы и вместо них заступили цикады, а Архип продолжал раскладывать один пасьянс за другим. Благо, таковых он знал неисчислимое множество и это занятие ему почти не надоедало. Ближе к полуночи его тренированный случай уловил плеск у воды. Не такой, какой издает упавший камень или выпрыгнувшая наружу рыба, а более объемный и какой-то долгий. Словно бы кто-то медленно и в высшей мере осторожно из этой самой реки выходит. Кивнув своим мыслям и поправив костер, колдун вытащил из сумки бутылку самого дешевого полугара и сделал оттуда солидный глоток, еще больше пролив на себя, и вернулся к прерванному занятию.

Тем временем шум со стороны реки изменился. Теперь оттуда доносилось очевидно различимое шуршание одеваемого платья. Архип криво ухмыльнулся и отпил второй глоток, закашлявшись от крепости напитка и облившись еще сильнее, чем в прошлый раз. Глаза его слегка заблестели, а руки, которыми он раскладывал карты, начали немного заметно подрагивать. Но, тем не менее, он не прервался ни когда в лесу отчетливо стали раздаваться легкие шаги, ни даже тогда, когда между деревьями стала мелькать белесая, еле различимая фигура. Казалось, карточные расклады полностью завладели его вниманием, даже к бутылке от прикладывался не глядя. И, видимо именно поэтому большая часть содержимого оказывалась не в его желудке, а на одежде. И тем не менее, прошло не менее часа, прежду, чем таинственная фигура, наконец, решилась выйти в круг света от уже основательно прогоревшего костра.

Колдун вздрогнул и подскочил, перевернув остатки бутылки:

— Твою ж, налево, — возмутился он, остекленевшими спьяну глазами уставившись на гостью. А ей оказалась бледнокожая девушка. — Ты кто такая, девка, и чего тута забыла?

Девушка была красива до одури. Наверное, окажись она сейчас в Крапивине, да в компании с Архиповой ученицей — татаркой Айрат, то у особо впечатлительных деревенских парней могли и сердца поразрываться от такой невероятной концентрации женской красоты в одном месте. Хотя, на самом деле, как раз на татарку-то ночная гостья вовсе похожа и не была. Там, где Айрат была чернявой, живой и энергичной, эта была русоволосой с водянистыми практически прозрачными серыми глазами, кожей бледной, словно лунный свет и тонкими почти аристократическими чертами.

— Я? Я заблудилась, дяденька… — тихим и мелодичным, словно журчание воды, голосом пролепетала девушка, потупив взор. — Замерзла я…

— Ну, раз замерзла, — уже приветливее улыбнулся колдун и указал девушке на место около костра напротив себя. — Садись, красавица, согрей косточки, ночка и впрямь холодна.

Благодарно кивнув, девица уселась к нодье, да так близко, что Архип даже запереживал, а не загорится ли ее зеленое с алым узором платье. Чуть ли не в костер ноги засунула. Видать, и впрямь холодно было бедолажке. Сам он спокойно уселся на свое место и снова взялся за карты. Прошло несколько минут неловкой тишины.