Зверье малыми шажками к зиме готовилось: запасы набирали, бока отжирали, окрас меняли… Ягда им старалась подсобить, да припасами снабдить. Сэви над ней посмеивался — живность и сама прекрасно справлялась, но ведьмина забота не знала границ.

— Ведьмочка, ты думаешь, они сами не смогут справиться?

— Отчего ж не могут? Могут, конечно.

— Тогда зачем…

— Чтобы наверняка, — и Ягда шла дальше впихивать не впихуемое, да запихивать невпихиваемое.

Потихоньку, помаленьку она отошла от поступка друзей, хоть и обида глубоко в сердце залегла. Вот только ведьма старалась всем видом показывать, будто ей все равно и вообще ни капельки не переживает. А сама каждую ночь себя тревожными путами окручивала, да так, что пятки холодели. Хоть и понимала, что напрасно, но ничегошеньки с собой поделать не могла. Единственным оплотом спокойствия стал Сэви. Он и раньше много времени с Ягдой проводил, а теперь и вовсе от нее не отходил.

Проходя по выцветшей траве, Ягда на каждом шажочке живность проверяла. Она прекрасно и без человечишки знала, что без нее управиться смогут, только ей хотелось себя в хлопоты погрузить, да делами занять, чтобы о друзьях лишний раз не вспоминать.

Вот и сейчас горстку с орешками белочке подсовывала, а та пристально на кисть с орехами посмотрела, да самые приглянувшиеся выбрала. Ягда подумала, уж какие-то привередливые звери пошли. Нет, чтобы все забрать — мало ли что зимой приключится может, а она носом крутит да самородки берет.

Сэви тихо похихикивал, за ними наблюдая, но ничего едкого не говорил. Даже несмотря на то, что ведьма изо дня в день к белкам с орехами ходит, а тем уже запасы девать некуда.

— Полно тебе, — девушка возмущенно на человечишку посмотрела.

— Я ничего не говорил, — он шуточно поднял руки, как раз за одну ведьма его схватила и на тропинку утащила.

Она и сама не заметила, как это стало привычным делом. Поначалу изредка его ладонь сжимала, словно боялась, что и он ее покинет. Уйдет вслед за друзьями или к своему брату. А как понимала, что они за ручки держатся — сразу же отпрыгивала, будто ошпаренная, да и от смущения краской заливалась. А потом как-то свыклась.

Сам Сэви, судя по всему, был очень даже не против. Он за ведьмочкой с улыбкой наблюдал, а ежели вдруг она его забыла за руку взять, тогда сам брал. Ягда от такого хоть и краснела, но не возмущалась. Так они вдвоем и ходили по лесу, будто приклеенные, да только это им обоим в радость было.

— Снова заставишь бедных мишек жрать как не в себя?

Поинтересовался Скелетообразный, когда они вышли к свежевырытым берлогам. Уж если ведьмочка других зверей «подкармливала», то над медведями лютовала.

— Им полезно, да и худо точно не будет, — уверенно заявила Ягда, да рукой взмахнула, притягивая к себе бочонок меда с мешком орешек.

Могучие звери как раз навстречу к ним вышли, словно почувствовав приближение гостей.

«Неужто у нас зима суровой будет?» — аккуратно спросил тот, что поближе стоял.

«Нет, как и прошлые зимы».

«Тогда куда ж нам столько добра девать?» — страдальчески взревел медведь.

«Как куда? На спячку запасаться!» — ведьма еще ближе к ним яства подвинула. Их всего пять осталось, так что им особая забота полагалась. Вот ведьма и тряслась над ними, чтобы уж наверняка зимой крепко спали да лапу сосали.

Медведь же с мольбой на человечишку посмотрел, да настолько пронзительным его взгляд был, что даже у Скелетообразного сердечко от жалости сжалось. Каждый день заставляют по боченку всякого разного съедать, хоть сейчас в спячку готовы были уйти, да отложенного жирка им бы на десяток зим хватило…

— Ведьмочка, время обеда, — Сэви, не церемонясь, девушку на руки подхватил и понес к избе. Она даже ничего сообразить не успела.

— Эй…

Они все дальше отходили от мишек. Те ради приличия сделали вид, будто отведали меда из боченка, да больно внимательно за удаляющей парочкой следили.

— Пообедаешь, и вернёмся.

— Ты просто сказать не мог?

— Не мог, — со всей серьезностью ответил Сэви. — Хотелось одну рыжую ведьмочку на руках потаскать.

— Скелетообразный… — зашипела Ягда.

— Не ворчи, мы почти пришли.

Глава 22. Осенняя пора (часть 2)

Человечишка обед быстренько разложил, да ведьму на табурет усадил. Она его взглядом буравила, а Сэви хоть бы хны.

— Говори уже…

— Что?

— Ты явно что-то сказать хочешь, но молчишь, будто язык проглотил.

— Я не думаю, что тебе нужно что-то говорить. Ты и так прекрасно знаешь то, о чем я хочу сказать.

— Чего?… Я вообще-то не всезнающая.

— Я не про это.

— Я еще больше запуталась. Неужто ты по-простому сказать не можешь?

— Ведьмочка, ты слишком стараешься с подготовкой к зиме. Все, что можно было сделать, ты уже сделала.

— Знаю…

— Я же говорил, что ты знаешь.

— Я по лесу иду, и мне чудится, будто сейчас Мирослава и Ратибор выйдут, а Добран на веточку приземлится.

Он накрыл ее руку своей теплой ладонью. Это хоть и не развеяло страх и тревоги, но заставило ведьму мимолетно улыбнуться.

— Видишь ли… Раньше мы все дела разделяли и сообща лес к зиме готовили, а тут… Я и вправду волнуюсь — вдруг что-то забуду или не предусмотрю. Обычно это Мирослава всех закармливает и запасов с избытком набирает, а Добран все наперед предугадывает…

— А Ратибор?

— А, — отмахнулась ведьма. — Он особо ничего не делает. Только по лесу шастает да языком чешет — всем указания раздает, а сам палец о палец не ударит.

— Почему?

— Блохастый считает, что звери сами все делать должны и наши подачки им не нужны. Для него зима — естественный отбор.

— Но вы же вроде все о лесе заботитесь…

— Да, но против природного равновесия не попрёшь.

— Природного равновесия?

— Да, слабый зверь погибает, но зато сородичам достанется его кров и пища. Это им поможет выжить.

— Но ты же помогаешь слабым…

— Не совсем. Я могу излечить ранку иль хворь, но когда нить судьбы к концу подходит, не вмешиваюсь.

— Как ты это понимаешь?

— Чувствую, — ведьма пожала плечами.

Скелетообразный на ведьму глядел, да все же спросить не решался. Чувствовал, что не время с расспросами лезть. Девушка в себя ушла, да в пучину переживаний погрузилась, лицо ее печалью омрачилось.

— Как думаешь, они успеют до зимы вернуться? — она с надеждой на человечишку посмотрела, а у него от ее взгляда язык не повернется правду сказать.

От горьких слов