В ответ створка приоткрылась, дохнув холодом и сыростью. Эхо приглашал энуара войти. Нае, посчитав свою смелость на сегодня неисчерпанной, потянул тяжелую створку на себя.

Ему открылась зала, полная стеллажей. Светильники неярко вспыхнули по кругу, оставляя немного сумрака, чтобы воображению было из чего лепить страхи. Свитки лежали на полках неразобранными грудами, на полу в проходах — везде. Словно их сюда носили и носили, и некому было их разобрать, чтобы отложить важное.

— Это хранилище! — восхищённо прошептал Нае. Дома старейшины не позволяли заходить в эту кладезь знаний. Но здесь! Оно в разы больше! И Эхо сам предложил ему! Наверняка, здесь есть ответы на все вопросы! Только вот… Уже поздно, а завтра ещё один сложный день. Ящеру всё равно, по какой причине ты лишил себя сна. С другой стороны… Возможно, завтра уже не найти этого места.

Нае прошёл вперёд и взял первый попавшийся свиток, развернул его.

«Как смолкнет песнь,

И свету даст угаснуть.

Жизнь остановится во тьме.

Но в этой тьме — не смерть, а сон,

Где песни песней зазвучит неслышный звон,

И в час, когда исчезнет страх,

Жизнь укрепится.

Во снах…»

Свиток был оборван, даже, кажется, сожжён. Нае отложил и взял следующий.

Эхо-лира без струн в заголовке. Это знак «Немых струн». Отец сражался с ними. Тогда и мама погибла. Им с братом рассказывали ту историю: про нападение на Лиам, героическое сражение и потери со всех сторон.

Откуда он тут? Свиток казался пустым, но здесь нужно пропеть на особой частоте, чтобы буквы проявились. Брат показывал в детстве такой фокус. Но Нае, пожалуй, так не сможет. Этот свиток энуар отложил отдельно, вытер руку о штаны. Взял ещё один.

*****

— Вставай! Где ты был всю ночь? Неужели, Ящер тебя не выпустил? — утром Келвин потряс за плечо. Нае с трудом вспомнил, что всю ночь просидел, перебирая свитки и лишь под утро опомнился и побежал к себе. Поспать удалось от силы час. Вспомнил, что прихватил кое-какие свитки с собой, чтобы задать пару неудобных вопросов наставнику. Пусть злится. Отчего то казалось важным понять, для чего здесь он, Нае, найти причину остаться или причину бежать скорее. И узнать заодно, почему так много свитков со знаком «струн» хранится на видном месте. Почему их не сожгли, не выбросили.

Келвин растолкал товарища, оделся сам и выскочил к завтраку. Нае одевался медленно, едва успел поесть.

Сегодня Ящер вывел обоих галерее, велел снять башмаки и рубахи. Новое упражнение состояло в стоянии на одной ноге и удержании равновесия. Стоять следовало на клубке из воздушных струй, которые ни в коем случае нельзя отпускать, держать во что бы то ни стало. Ящер посулил каждому по десятку ударов, если они не выполнят то, что велено. Нае подумал, отчего он не видел на улице остальных, и сам для себя решил, что они, скорее всего в эту погоду занимаются внутри, в зале для упражнений. Просто Ящер в стремлении досадить больше, выгонял своих под выстуживающий ветер.

Холодный бриз с гор быстро остудил спину и плечи. Но с галереи открывался чудный вид на долину. Братья сегодня разогнали тучи, или Хор пел с особым усердием, поэтому хмарь и морось отступили. Свет двух светил согревал и радовал глаз. Где-то у основание гигантской глыбы Консонаты брала начало небольшая река и текла по долине там, внизу, теряясь тумане. По склонам обнявших с востокаии севера гор сползали потоки желтеющих к осени чаще, а лёгкая дымка тумана скрала горизонт. В другое время Нае порадовался бы хорошей погоде, но сейчас он вынужден был оставаться сосредоточенным.

Маэстро Вирон, как будто остался удовлетворён результатами упражнения. Оба его ученика простояли достаточно долго, поджав одну ногу, ни капли не покачнувшись. Но тут он резко, хотя и не сильно ткнул Келвина в грудь своей палкой, и тот, не удержав равновесия завалился на спину. Нае мысленно приготовился к такому же испытанию, но Ящер резко взмахнул палкой под его ногами, сбивая сплетённый строй. Нае отступил, свивая точно такую же опору под другую ногу, и, не совсем понимая последствий, толкнул напиравшего на него учителя воздушным ударом.

Ящер сначала опешил, а потом сделал одно едва видное движение рукой, и Нае ударило сильно и резко плитой из воздуха. От этого он сбился с дыхания, и даже отлетел пару метров. Сотни голосов одновременно закричали ему в уши, яд чужого слова проник сквозь кожу, и нити, отзываясь, вспыхнули кислотным огнём. Он упал, пережидая звон в ушах и жжение внутри. Доски под спиной неприятно топорщились неровностями.

— Так, так, Найрис Нер’Рит, — прозвучало над головой, — по-прежнему, ничему не учится…

Нае попробовал встать и не смог. Перед глазами плясали цветные пятна под стать шуму в ушах. Где-то далеко звучала мелодичная песнь Хора. Ее нельзя услышать обычным ухом, надо знать, на какой частоте слушать. Благодаря ей цветут все деревья в долине, потому что Пустошь звучит тяжело и басовито. В ней рождаются чудовища с неуёмной жаждой крови. Если прислушаться, можно услышать и их. Они звучат низко, до боли в висках. Вот как сейчас. Нае не в силах выносить хоровод перед глазами, опустил веки.

— Кадденс… — это кажется, Лорели, — нельзя же так!

Маэстро Вирон похож по звучанию на тварей Пустоши. Болезнь делает его таким. Грязнозвучащим, низким, тяжёлым. Неудивительно, если он прячет под мантией пару лишних рук или отвёрстую пасть в брюхе. Совсем как они…

— Он на меня напал, — прозвучал голос наставника.

— Не верю! — а вот Лорели звучит чисто, без помех.

— С-спроси у него с-сама…

Хоть бы Ящер ушёл уже. От его присутствия так тяжело и больно.

— Найрис? — это Лорели. Нае открыл глаза. Над головой поднялись высокие своды лекарского крыла. — Как себя чувствуешь?

Что ответить? Всё болит, внутри жжёт, словно ему залили кипятка в нити. Он попытался ответить, но голос его подвёл.

— Райен, присмотри-ка, — и Лорели отошла. — Я сейчас.

Ну, конечно, Райен учится на лекаря, как он забыл. И над ним склонилась рыжая голова.

— Нае, Нае, — посетовала девушка, поправляя валик под головой, — я, если, честно, Вирона не очень люблю, — тихо призналась она. — Он ведёт у нас «алхимические составы» и «резонансную механику». Мерзкий тип.

Нае был согласен, мерзкий.

— Он тебя ударил? — склоняясь к самому уху,