О, майгадабал! Меня сбили самым пошлым образом, одиночным выстрелом из автомата. Пусть так. Зато я не сбросил на них ВОГ. Будь я христианином, гореть мне в аду за такое. Впрочем, я и так в аду. Ревность, ненависть — это ад.

* * *

Лучший способ выхода из стресса — физическая нагрузка. Пробежка, прогулка, поездка на гироскутере, фитнес. Однако в наших местах особо не разгуляешься, ибо надо знать актуальную конфигурацию минных полей. Я бы пошёл за Тенгизом пешком. Малохольный марксист знает все тропки и пути не хуже Призрака или Виталии, ведь таскается в серую зону и обратно едва ли не каждый день. Но я не решился. Выждал, когда Тенгиз притящится к нам, усядется на крыше, чтобы побалакать с Плясуном и Апостолом о проблемах диктатуры пролетариата. Потом, отдохнув таким образом, он потащит свой груз туда, откуда явился, то есть в штаб Шумера. Не для того ли Шумер спускает своего пса с поводка, чтобы тот принёс ему поноску из храма Великомученицы Варвары?

Итак, в тот день Тенгиз со своею раненной осколком кирпича рукой слез с нашей крыши, потерпел, скрылся в прореженной минными разрывами посадке. Тогда-то я и поднял в воздух свою новую «птичку», по приказу Шумера переданную мне Апостолом.

Я кружил на максимальной высоте, преследуя простую и логичную цель. Мне требовалось узнать, куда Тенгиз понесёт взятое в храме. Я таращился на монитор ноута, где крошечной букашкой, величиной с зёрнышко пшёнки, ползла фигурка Тенгиза. Идейный марксист двигался перпендикулярно линии боевого соприкосновения в том направлении, где предположительно могла находиться штаб-квартира Шумера. Где конкретно находится Шумер, я знать не мог. Этот таинственный персонаж всегда являлся к нам неведомо откуда и без предупреждения. Апостол проболтался как-то, что командир в принципе не имеет места постоянной дислокации, и если кто хочет видеть его, то тому следует ехать в Донецк, где у Шумера есть офис с личным кабинетом и секретаршей.

О, майгадабал! Один месяц в этих чёрно-зелёных полях, и ты забудешь о секретаршах, кафе, библиотеках, моллах с их магазинами, кинотеатрами и запахом попкорна. Когда над твоей головой три наката земли, а под ногами полчища оголодавших мышей, с которыми ты конкурируешь из-за куска хлеба, ты перестаёшь верить в маникюрные салоны, контролёров в электробусах и утреннюю давку в метро. Иная жизнь — иные приоритеты.

Рассуждая так, я прощёлкал знаменательный момент. Мой марксист, устав сбивать ноги, на окраине какого-то сельца сел в тачку, цветом, а также видом и размером ржавых пятен сильно напоминавшую командирскую «Ниву». Завидуя отваге (или дурости?) курьера, я продолжал наблюдение, несколько сократив дистанцию, что не осталось незамеченным водителем и пассажирами «Нивы». С водительского места выскочил Леший (усатого-брюхатого дядьку с Ростова узнает любой даже с высоты 50 метров) и открыл по мне огонь. Пришлось прятаться за ближайшую посадку. Тем временем «Нива» понеслась дальше. Очень некстати начал накрапывать дождик. Великий Аллах решил полить ледяной водой и без того подкисшую на просёлках грязь. А я боялся только одного: «Нива» увязнет, аккумулятор моей «птички» разрядится, солнце сядет, ночника у моей «птички» нет, и я никогда не узнаю, куда Тенгиз доставит свой груз.

А тут ещё пришлось отвлечься на выполнение боевых задач: на краю соседнего поля засели две танкетки без читаемых опознавательных знаков. По корму в жидкой грязи, они вращали валами, разбрасывая вокруг себя чёрные брызги. Вокруг железа роилось два десятка озабоченных букашек. Я попытался передать информацию Шумеру. Тот ответил незамедлительно. Интонации его, как обычно, скорее напоминали собачий лай, чем человеческую речь. Я решился рассказать ему о Тенгизе. Дескать, ходит пешком через минные поля в то время, как у нас буквально каждый марксист на счету. На это Шумер ничего не ответил — оборвал связь, как обычно, не простившись.

На следующий день, когда Шумер хейтил меня за какие-то мелкие провинности, я намекнул ему вполне прозрачно на то, что Тенгиз ходит в серую зону и обратно не пустым и проносит мимо носа высокого командования ценный и опасный груз. Шумер оборвал связь. Так он делал всегда, если разговор становился ему неинтересен или неудобен.

После этого случая визиты Тенгиза прекратились. Некоторое время он перестал появляться в окрестностях Великомученицы Варвары. Но я продолжал искать и скоро обнаружил его на кладбище, ползающим на карачках среди памятников. Тогда я взмыл ввысь и с ястребиной высоты наблюдал, как козявочный Тенгиз тащит свою лёгкую ношу в «муравейник», возле которого я обнаружил припаркованными и командирский «Ниссан» и ржавую «Ниву» сопровождения. Никаких доказательств у меня не было и быть не могло. Моя «птичка» не влетала в распахнутую форточку командирской опочивальни. Я не посмел расспрашивать, а видеозапись съёмки сразу же удалил. Вся моя родня и все мои знакомые считали меня тёплым, но за полтора месяца на ЛБС я подостыл и научился чуять опасность.

И ещё одно.

Важное.

Виталия и причины, по которым она встречается с врагом.

И об этом тоже я Шумеру не докладывал. Мотив: Виталия не передавала секретные сведения. Она просто перестала быть любовницей Шумера. Вот и всё. А стала любовницей чувака по фамилии Соломаха, который совсем недавно спас жизнь мне, тёплому Мякишу — ловцу покемонов с кучей комплексов и алкогольным отравлением.

Есть на свете умельцы находить простые решения в сложных обстоятельствах. Например, мой брат Герман, который пихнул меня сюда вовсе не из личной трусости, а по иным соображениям, которое, может быть, станут мне когда-нибудь известны. Однако раз у меня есть такой брат, с которым у меня теперь много общего не только во внешности, то и я могу найти выход. Решение лежит на поверхности, буквально под ногами: нагнись и возьми. Мне вспоминался визит человека с Маросейки, его двусмысленный взгляд и слова Шумера, заложенные в фундамент моей миссии.

Вывод: я справлюсь.

Глава 15

Братья

В прифронтовой полосе я являлся человеком-легендой, легитимизированным узником замка Ив в монашеской одежде, которая, как оказалось, мне очень шла. Одинокие старухи в прифронтовых сёлах просили моего благословения и тянулись целовать крест на моей правой руке. С благословением проблем не оказалось. Да что там! Я готов весь мир благословить. Пожалуйста! Совсем иное дело — целование наперстного креста. Это как-то стыдно, особенно применительно к людям пожилого возраста