Был он и артиллеристом, и пехотинцем, и разведчиком, и истребителем танков. Даже в кавалерии прослужил два месяца. Многое он повидал за годы войны, а вот страшновато ему. Не за жизнь свою боится. Страшит другое: если проскочит лодка мимо островка — некому будет выполнить задание командования, и многие товарищи зря погибнут. Почему? Тяжело плавать по Финскому заливу даже в мирные дни: на каждой миле подстерегают камни и мели. Одно спасение — внимательно следить за маяками, по ним определять точное место корабля. Но за годы войны взорвали маяки. Как теперь кораблю найти дорогу? Только на точность приборов и надейся.　

А немцы набросали в Финский залив магнитных мин. Большие, способные переломить корабль, как щепку, они смирнехонько лежат на илистом дне и подстерегают жертву. Вот и перед этим маленьким островком минное поле. Над ним идет сейчас резиновая лодка. Какие стоят мины, сколько их — знают только фашисты и волны, вечно бегущие куда-то. Но волны молчат, а у фашистов не спросишь. Значит вырвать у моря надо эту тайну, вырвать в эти дни: даже в воздухе чувствуется конец войны; не сегодня-завтра пойдут здесь корабли с десантом, чтобы сбить фашистов с последних позиций, за которые они уцепились.　

Понимал это Зураб, и пошел добровольцем в наблюдатели на островок, затерявшийся среди волн.　

— Шабаш, — сказал вдруг Лобанов, сказал так тихо, что Зураб скорее почувствовал, чем услышал эту команду, и осторожно положил весла на упругие борта лодки.　

— Точно, с правого борта буруны, — прошептал Губенко, молчавший до сих пор.　

Зураб прислушался. Действительно, справа доносился ровный гул. Сомнений быть не могло: там волны разбивались о какую-то преграду.　

— Давай туда, — прошептал Лобанов и оттянул затвор автомата.　

Лязгнул затвором и Губенко.　

Зураб развернул лодку, и она, теперь уже кормой вперед, осторожно пошла к островку. Шум волн усиливался с каждой минутой. Скоро стал слышен и плеск воды, с ходу налетевший на препятствие.　

Островок вынырнул из темноты неожиданно. Как черная грозовая туча он закрыл горизонт. И чем ближе подходила к нему лодка, тем четче становились его очертания, тем больше островок походил на старую крепость. Зурабу казалось, что он видит даже зубцы, башни. А вон и часовой! Он стоит на стене и смотрит в море.　

Зураб невольно подумал: «Ошиблась разведка! Занят островок немцами!» Только подумал, а руки уже вцепились в весла, опустили их в воду, сдерживая лодку.　

Лобанов ободряюще похлопал Зураба ладонью по ноге.　

«Вот ведь какое наваждение: столб за часового принял!» — подумал Зураб.　

Островок уже рядом. Можно различить отдельные валуны, через которые с рокотом переваливаются волны. Чуть правее — валунов нет. Там проход в маленькую бухточку. Зураб направил лодку туда. Волна, набежавшая сзади, подхватила ее, понесла на гребне. Еще минута — и лодка в бухточке. Здесь волны слабее, спокойнее.　

Зураб осторожно подвел лодку к каменистому берегу. Лобанов вскарабкался на камни, прислушался, сделал шаг вперед — и сразу исчез, словно провалился в какую-то яму.　

Несколько взмахов весел — и лодка отошла от берега. Она снова покачивается на волнах около выхода из бухточки. Теперь остается только ждать. Если на островке никого нет — Лобанов вернется на берег и тихонько свистнет. А если там немцы… Что ж, тогда они, двое, постараются уйти незамеченными и высадятся на соседнем островке в двух милях к западу отсюда.　

Но это потом, а пока ждать…　

Появился Лобанов тоже неожиданно. Зураб только заметил, вдруг один из прибрежных камней стал выше. Вскоре раздался легкий условный свист. За спиной Зураба радостно чертыхнулся Губенко.　

Зураб снова осторожно подвел лодку к скользкому валуну, и Губенко, с радиостанцией за спиной, вылез на него. Зураб вынул весла из уключин, протянул их Лобанову и спросил:　

— Выходить?　

— Выходи, — ответил старшина и протянул руку.　

Зураб вылез на валун. Потом втащил лодку, выпустил из нее воздух. Лодка стала плоской, как блин, ее свернули в трубку и засунули между двух валунов.　

— За мной, — спокойно, словно он находился у себя дома, скомандовал Лобанов и пошел по еле заметной тропинке к центру островка. Подъем скоро кончился. Матросы остановились на большой площадке возле груды битого кирпича.　

— Все, что осталось от маяка, — сказал Лобанов, взобравшись на кучу кирпичей. — Много сейчас, конечно, не увидишь, но общее представление об острове иметь надо.　

Черное тело островка отчетливо видно на более светлом фоне моря. Это — каменная гряда, забытая среди волн. С северной стороны, откуда пришла лодка, два каменных мыса, как клешни. Между ними — бухточка. Ни одного дерева. Куда ни глянешь — везде камни.　

— Вон откуда они могут прийти, — говорит Лобанов и тычет пальцем на юг.　

Матросы смотрят в ту сторону. Ничего не видно. Тонет во мраке берег, занятый врагом. До него около пяти миль. Пять миль — девять километров. Девять километров до врага, более трехсот — до товарищей.　

Лобанов слезает с груды кирпича и, опустившись на колени, ползет в какую-то щель. Матросы молча следуют за ним. Темень кромешная. Под руками битый кирпич.　

— Осторожно, ступеньки, — предупреждает Лобанов.　

Проход неожиданно становится шире, выше, и Зураб　выпрямляется. Его руки ощупывают каменную кладку, а ноги осторожно спускаются по стертым, но гладким ступенькам. Вот и какая-то площадка. Лобанов включает электрический фонарь. Яркий холодный луч ударяет в мокрую стену, скользит по ней. За ним, как привязанные, следуют взгляды моряков.　

Пробежав по стенам подвала, белое пятно соскальзывает на пол. Теперь моряки видят кирпичи, обломки старых бочек, ящиков и кучу потемневшего, подтаявшего снега.　

— Стой, старшина, — говорит Губенко и берет фонарь из рук Лобанова.　

Белый круг снова скользит по полу, по стенам. Наконец он замирает на сравнительно сухом месте.　

— Здесь рацию поставлю, — будто сам с собой разговаривает Губенко.　

Под радиостанцию подложены четыре кирпича, и она, прикрытая бушлатом Губенко, стоит на самом сухом месте в подвале.　

Осмотрели и потолок. Большая трещина, как застывшая молния, разрезала его. Лобанов поднес к ней папироску и дым скользнул, затерялся между камней.　

— Труба уже есть, а на печку кирпича хватит, — немедленно заметил Губенко.　

— А ну, посвети, а я выйду посмотрю, не пробивается ли свет. Чуть что — сигнал подам, — строго взглянув на Губенко, сказал Лобанов, передал фонарь Зурабу и вылез из подвала.　

Выждав немного, Зураб провел по щели лучом фонаря. Лобанов молчал. Луч медленно полз по щели, замирая на самых широких ее местах.　

— Порядок полный, — сказал Лобанов, спускаясь в подвал. — Значит, здесь будет наша главная база… Вы отдыхайте, а я вахтить пойду.