Далее шло описание места встречи. Шумер звал его в промежуток времени между глубокой ночью и ранним рассветом именно в то место, к тому вонючему подвалу, где чаще всего происходили их как бы случайные встречи с Призраком. И внезапное личное внимание Шумера, и место предполагаемой встречи, и желание Шумера спасти именно его, Соломаху — ничто из этих обстоятельств не вызывало у него удивления. Раздражали слова «погинешь» и «сынок».

— Сам ты погинешь! Мой отец — Пётр Помигуев — капитан дальнего плавания, а не ты, — пробормотал Соломаха и опубликовал следующий пост.

Герої 128 підрозділ ЗСУ.

04 августа 2022 года.

Отвечаю всем сразу кто зовет нас в плен: НИКОГДА! НАДО СНАЧАЛА С ВАШИМИ ЗАЩИТНИКАМИ РАЗОБРАТЬСЯ, А ПОТОМ ЕЩЕ И НАШИХ КРЫС ПОДАВИТЬ! Вот тогда уже куда угодно!

А урода-предателя мы найдем полюбому!!!! Всех предателей!!!. И пусть это кацапы тоже знают. Плевать! В семье не без урода видимо…

Опубликовав пост и спрятав смартфон в самый укромный из своих карманов, удовлетворённый, Соломаха прикрыл глаза.

* * *

— Проведи меня на ту сторону, солдат.

Соломаха открыл глаза. Каценеленбоген монументально возвышался над ним. Хорошо был виден его по-детски округлый, тщательно выбритый подбородок. Соломаха опустил глаза. Перед ним на расстеленной газете всё ещё лежал разобранный автомат.

— Ты пойдёшь следом за мной? — спросил он.

— Конечно! Я пойду следом за тобой.

— Чтобы сдаться в плен?

— Да. Чтобы сдаться.

В русской речи Каценеленбогена почти не чувствовалось акцента, разве что совсем немного. Наверное, с такими мягкими интонациями, так правильно, говорят по-русски дети эмигрантов, рождённые вне России.

— Понимаешь… как там тебя?… Кацебог… Кац…

— Можешь называть меня просто Тенгиз.

— Как?!!

— Тенгиз. Ты удивлён? Не понимаю почему…Тенгиз — чем тебе не русское имя? Моя мать была русской.

— Вот как… А отец?

— Отец — поляк, — Каценеленбоген приосанился. — Его зовут Тадеуш.

— Тангиз Тадеушевич… Тенгиз… Тадеушевич, — собирая автомат, Соломаха на все лады повторял имя своего собеседника. — Так, значит, отец твой жив, а мать, выходит, умерла.

— Ну да, умерла. Давно. Отец женился второй раз.

Соломаха поднял глаза на Каценеленбогена. На вид молодой такой парнишка. Не более тридцати лет на вид. Выходит, мамка его умерла молодой. Вспомнив о собственной матери, которой уже перевалило за шестьдесят, Соломаха вздохнул и с громким щелчком присоединил магазин к автомату.

— На русской? — спросил он просто на всякий случай.

— Что «на русской»?

Каценеленбоген присел на корточки и уставился в лицо Соломахе. Обличье Тенгиза Тадеушевича можно было бы назвать даже приятным. Хорошее у него такое русское лицо. Даже чем-то напоминает обаятельную физиономию их командира, Воина. Всё в этом лице хорошо: и нос картошкой, и веснушки на переносице, и этот тяжеловатый подбородок под чётко очерченными губами, и приятная немного татарчатая округлость лица и головы, и крепость шеи, и неохватная ширина могучих плеч. Но есть, как выражается один мультяшный персонаж, нюансы. Пальцы Каценеленбогена постоянно шевелятся, складываясь в различные затейливые фигуры. Они будто живут собственной жизнью, и что бы Каценеленбоген ни трактовал устно, они постоянно ему противоречат. И ещё глаза. Даже если монументальная фигура Каценеленбогена неподвижна, глаза его не стоят на месте — шевелятся, прыгают, моргают, подмигивают. Причём всегда вразнобой. Глаза Каценеленбогена — это постоянное броуновское движение, не поддающееся никакому рациональному осмыслению. С таким, как Каценеленбоген, невозможно встретиться взглядом. А эти его кошачьи зрачки. Не может быть у нормального человека таких зрачков, которые сжимаются и расширяются в такт движению челюстей. То же самое касается и бровей. Каждая из них живёт своей собственной жизнью, придавая лицу Тенгиза Тадеушевича забавное плутовское выражение.

— А-а-а… вот оно что! Ты спрашиваешь, на ком мой отец женился, — говорит Каценеленбоген. Глаза его на миг останавливаются. Зрачки расширяются, и он произносит:

— Вторая жена моего отца некий Игнациус Финест. Красивый такой молодой человек. На тридцать лет его моложе. Но они, как мне кажется, вполне счастливы. Я называю Игнациуса мамой. Не подумай ничего дурного. Это просто дань моде.

Соломаха вскакивает. Нечаянно или нарочно задевает собеседника прикладом. Тот хватается сначала за ушибленное место, а потом тоже за автомат.

— Что тебе надо? Что ты до меня домотался?

— Погоди! — Каценеленбоген также поднимается на ноги. Ростом он едва ли не на полголовы выше огромного Соломахи. — Я пошутил. Хотел проверить кое-что, вот и пошутил. Мой отец — вдовец. Он не женат. Честно. А мне надо на ту сторону. Надо перейти минное заграждение.

— Переходи! Я-то тут при чём? Я что тебе, разведка? Откуда мне знать проходы?

— Проходов ты, может быть, и не знаешь, но ты знаешь человека, который может провести…

— Я?!!

— Мы могли бы его поймать и допросить с применением наших методов. Нет-нет! Никаких пыток! Есть препараты, заставляющие говорить только правду. Мы их используем.

— Ты это всерьёз?

— Ты же ненавидишь русню… Что плохого в том, что мы их… допрашиваем?

— А ты? Перейдя к ним, ты расскажешь им о пытках, или как?

Каценеленбоген молчит. Он неподвижен, но глаза его прыгают как зайцы во время гона. Соломаха думает о Призраке. Старику от Каценеленбогена ни холодно ни жарко, но, может статься, он сможет ещё раз повидать…

Как её зовут? Не притворяйся, будто забыл. Её зовут Виталия Полтавская, и ты шпионил за ней. Ты крался, полз бесшумным ужом среди руин, чтобы просто посмотреть на неё. Не поговорить, не угостить мороженым, а только украдкой посмотреть, оставаясь незамеченным. Ты читаешь её посты в ВК. Смотришь её довоенные фотки, где она с родителями или на выпускном вечере в синем вечернем платье. Сейчас ей всего лишь 19, и её выпускной случился совсем недавно, а нынче она учится в Донецке, на факультете журналистики. Да, донецкие, они такие, с малолетства воюют. Вот и девчонка эта воюет на свой лад. Она твой враг, но ты на неё руки не сможешь поднять. Ты, взрослый женатый мужик, выходит, мечтаешь о малолетке. Хотя бы увидеть, хоть краем глаза посмотреть, может быть в последний раз. А потом всё. А что, собственно, потом? Потом ты погибнешь? Нет, ты хочешь выжить, но и о ней-то думаешь по-всякому. Иногда думаешь, кого из вас раньше убьют. Да, ты думаешь так. Выходит, ты Соломаха не только неверный муж,